Приняв такое постановление, сенат разошелся, а Антоний отправил своего сына на Капитолий в качестве залога заговорщикам, которые собрались там, как бы поручая себя защите Фортуны.

Когда все собрались вместе, вновь было объявлено о примирении: все обнялись; Кассий отправился ужинать к Антонию, Брут – к Лепиду. Остальные заговорщики разошлись кто куда, к своим друзьям или просто знакомым. При виде всего этого каждый счел, что дело уладилось, что Республика восстановлена и ей ничто не угрожает. Но в расчет не приняли народ.

На следующий день, с раннего утра, сенат собрался снова, и в самых возвышенных выражениях поблагодарил Антония за то, что он задушил гражданскую войну в самом зародыше; Брута тоже засыпали похвалами. Затем распределили провинции: Бруту достался остров Крит; Кассию – Африка; Требонию – Азия; Цимберу – Вифиния, и Бруту Альбину – Циркумпаданская Галлия.

Тем временем в городе потихоньку пошли разговоры, что существует завещание Цезаря; это завещание, как говорили, было написано им в сентябре прошлого года в загородном имении в Лавикании; и опять же говорили, что, запечатав его, Цезарь доверил его на хранение старшей весталке. Этим завещанием он назначал трех наследников.

Этими тремя наследниками были три его внучатых племянника. Первым был Октавий; он один получал три четверти наследства. Вторым был Луций Пинарий, а третьим – Квинт Педий; каждый из них получал по одной восьмой имущества Цезаря. Кроме того, он усыновлял Октавия и давал ему свое имя. Он назначал многих своих друзей, – и почти все они были его убийцами, – опекунами над своими сыновьями, если таковые будут. Он называл Децима Брута, – того, кто приходил к нему домой, – своим наследником во второй очереди, и завещал римскому народу свои сады над Тибром, и еще по триста сестерциев каждому гражданину.

Вот какая молва ходила в народе, и порождала определенное волнение.

Другой причиной волнений было приближение похорон. – Раз труп не был сброшен в Тибр, похороны должны были состояться. Сначала возникла идея провести их скрытно и без лишнего шума, но это могло вызвать недовольство народа. Кассий считал, что в связи с риском этих возмущений похороны ни в коем случае не должны быть публичными; но Антоний так упрашивал Брута, что Брут, в конце концов, уступил.

Это была вторая ошибка, которую он допустил. Первая заключалась в отстранении Антония от заговора.

Сначала Антоний прочел завещание Цезаря перед его домом. Все, что говорилось до этого на Форуме, на площадях и на перекрестках Рима, оказалось правдой. Дело кончилось тем, что когда народ узнал, что Цезарь действительно оставил ему свои сады над Тибром и по три сотни сестерциев каждому гражданину, толпа разразилась плачем и криками, выражая большую любовь к Цезарю и пылкое сожаление о его смерти.