— Теперь я могу похвастать — видел Гоби! — сказал довольный Петр Ефимович. — А то все уши прожужжали: Гоби, Гоби, а что оно такое, не знал. Даже диких верблюдов видел.

Чимид подавил улыбку.

— Вы увидели маленький язычок Джунгарской Гоби. Настоящая Гоби начинается за Гобийским Алтаем, за горами Ихэ-Богдо, Бага-Богдо. Южная Гоби… Когда побываете там, увидите «тридцать три гоби», можете сказать: я видел в Монголии все…

— Мы туда поедем?

— Надо бы. Есть там монастырь Дэмчига в Ханбогд-сомоне, высеченный из гранита. Настоящая крепость. Взглянуть на него не мешает: ведь это почти на южной границе…

— В самом деле, надо наведаться, — обрадовался Щетинкин.

Машина поднялась на перевал. Казалось, будто она плывет по струящимся облакам. Чимид указал на далекую призрачно-белую вершину на юге.

— Ихэ-Богдо! Гобийский Алтай…

И Щетинкин непонятно почему почувствовал стеснение в груди, с неудержимой силой потянуло в неизведанный край.

— После съезда и отправимся в путь, — сказал Чимид.

7

7

Щетинкин жил с семьей в небольшом домике в самом центре города. Со всех сторон — горы, заросшие заповедным лесом. В воскресные дни они всей семьей уезжали за реку Толу в кедровую падь.

Щетинкин слишком хорошо знал врагов, чтобы хоть на минуту поверить в свою безопасность и в безопасность семьи. Он был уверен, что вражеская рука подстерегает его за каждым углом, за каждым деревом.

Это была жизнь в постоянном напряжении, словно накрепко закрученная пружина. Бессонные ночи, тревожные дни.

Когда в него стреляли из-за угла первый раз, он ничего не сказал Вассе, не желая вселять в нее тревогу. Но в нем самом тревога росла с каждым месяцем.

Страшился он не за себя, а за детей своих, которые могли стать жертвами нападения. Когда на него было совершено второе покушение, он решил, что медлить больше нельзя, и летом двадцать седьмого года отправил семью в Красноярск.

— Я почетный гость партийного съезда, — сказал он Вассе с некоторым смущением, словно бы оправдываясь. — Ждите, я скоро приеду к вам.

Он проводил их на машине до Прощальной горки. Поднялись на нее, как тогда… Ударил ветер в лицо. Все так же кружили орлы над головой, сверкали соленые озера, убегали вдаль зеленые волны нескошенных трав… Васса Андреевна неожиданно расплакалась. Она редко плакала, и Петр Ефимович удивился.