Две стальные двери, наглухо закрытые еще с тех пор, как мы обходили мыс Горн, открывались под навесом кормы на главную палубу. Эти двери мятежники принялись атаковать с огромными молотами в руках. Часть же шайки, спрятавшаяся за средней рубкой, своим воинственным видом говорила, что намерена атаковать нас, как только дверь будет взломана.
Спрятавшись внутри, одну дверь защищал буфетчик с секачом в руках. Другую же дверь караулил Вада, вооруженный копьем. Поручив им охранять двери, я не оставался праздным. Стоя за мачтой, я зажег трубку одной из моих импровизированных бомб. Когда из нее посыпались искры, я пробежал вдоль кормы, на ее край, с намерением бросить бомбу под навес кормы, целясь в группу бунтовщиков, осаждавших левую дверь. Но это мое намерение осталось не выполненным, поскольку со стороны средней рубки раздалось несколько револьверных выстрелов. Человеку приходится изворачиваться, когда вокруг него начинают свистеть мягконосые пули. В результате бомба скатилась на открытую палубу.
Тем не менее, осветительные аппараты произвели на мятежников должное впечатление. Брызганье и шипенье трубки было для них слишком внушительно, и они, как стадо испуганных зайцев, бросились вон из-под навеса кормы. Я, конечно, мог бы попасть из винтовки в пару бунтовщиков, но был в это время занят зажиганием второй бомбы. Маргарет сделала три выстрела, и в ответ корма была засыпана беспорядочными револьверными выстрелами с бака.
Будучи предусмотрительным (и ленивым, так как я знал, что изготовление самодельных бомб отнимет много времени и труда), я оторвал горящий кончик трубки той бомбы, которую держал в руке. Но трубка первой бомбы, все еще катившейся по главной палубе, продолжала шипеть, и в ожидании того, что она разорвется, я решил укоротить трубки оставшихся бомб. Ведь кто-нибудь из удравших мятежников, набравшись мужества, мог бы вырвать трубку или же бросить бомбу за борт, или же, что было бы еще хуже, швырнуть ее обратно на корму, в нас.
Прошло целых пять минут, пока эта благословенная трубка, наконец, прогорела, но, когда бомба разорвалась, то ничего, кроме разочарования, не принесла. Клянусь, что на ней можно было сидеть, в крайнем случае рискуя только нервным потрясением. Но все же для устрашения команды она пригодилась. Бунтовщики не отваживались больше идти на корму.
Уже не вызывало никаких сомнений то, что они нуждаются в пище. «Эльсинора» без парусов, гонимая в это утро течением, сделалась в полном смысле слова игрушкой ветра и волн. И наша шайка с намерением