Буфетчик только что дал мне небольшой почтительный совет:

– В следующий раз мы просто спустим их за борт, как сделали с Генри. Или употребим вместо угля старое железо.

– Что, уголь на исходе? – спросил я.

Он утвердительно кивнул головой. Мы потратили массу угля на стряпню, и когда наш запас истощится, придется разобрать одну из переборок в трюме и доставать оттуда уголь.

Глава XLIX

Глава XLIX

Положение осложняется. Не стало больше птиц, и мятежники голодают. Вчера я говорил с Бертом Райном. Сегодня снова беседовал с ним и надеюсь, что он никогда в жизни не забудет того короткого разговора, который состоялся сегодня утром.

Начну с того, что вчера вечером, в пять часов, я услышал его голос, раздавшийся между щелями вентилятора за рубкой. Стоя за углом командной рубки, на безопасном от выстрелов расстоянии, я сказал ему:

– Что, проголодались? – с издевкой начал я. – В таком случае разрешите уведомить вас о том, что у нас сегодня заказано на обед! Я как раз был внизу и видел приготовления. Теперь слушайте! На первое: гренки с икрой. Затем – раковый суп, омары, жареная баранина с французским горошком, – вы знаете, горошек, который тает во рту? Затем – калифорнийская спаржа под соусом. Ах, да: я забыл упомянуть жареный картофель, холодную свинину и бобы. И пирог с персиками. Да, и кофе – настоящий кофе! Вероятно, это заставит вас вспомнить ваши восточные края. И вы сейчас подумаете об обильных завтраках, которыми люди угощаются в бесчисленных залах доброго старого Нью-Йорка.

Я сказал ему чистую правду. Обед, который я описал (приготовленный, конечно, из консервов), был именно тот, который ожидал нас сегодня.

– Перестаньте болтать, – заворчал он. – Я хочу с вами о деле говорить.

– А, в таком случае пожалуйте на работу! – продолжал я издеваться. – Итак, когда же вы и вся остальная крысиная свора думаете вернуться?

– Бросьте говорить об этом, – повторил он. – Теперь-то я вас по-настоящему поймал, как надо. Можете узнать это, я откровенно говорю вам. Не сообщаю еще, как я вас поймал, но в руках я вас сейчас здорово держу. Когда я сделаю то, что задумал, вам конец!

– Ад наполнен такими преданными крысами, как вы! – возразил я.

– Ну, про это забудьте, – воскликнул он с презрительным смехом. – Повторяю, что теперь-то я вас держу в руках, и я счел необходимым сказать вам об этом – вот и все!

– Вы извините меня, – ответил я, – если я скажу вам, что я – с Миссури. Вам придется доказать мне!

И пока я разговаривал с ним, мной овладела мысль о том, как просто и естественно я выбираю фразы из его же собственного лексикона для того, чтобы он по-настоящему понял меня. Положение создалось зверское: ведь уж шестнадцать человек из нас ушло на тот свет! Я отдавал себе полный отчет в том, что выражения, которые я употреблял, были выражения скотские. И в то же время я думал о себе – о человеке, который вынужден был подобным образом гнать прочь от себя мечты утопистов, прекрасные образы поэтов, королевские мысли королевских мыслителей в споре с этим характернейшим продуктом нью-йоркских трущоб. В разговоре с ним я должен был употреблять элементарные выражения о жизни и смерти, пище и воде, зверствах и жестокости.