И в то время, как я боролся со своей кричащей плотью и моим вертящимся мозгом и карабкался наверх, я шептал лишь одну молитву: чтобы двери рубки, ведущие на палубу, не были закрыты! Жизнь и смерть зависели именно от этой единственной возможности выхода. Находился ли там хоть единый человек из моих слуг, в котором было достаточно здравого смысла и предвидения для того, чтобы подумать о необходимости открыть двери? Как я мечтал об одном таком человеке, об испытанном слуге-друге вроде мистера Пайка! Но все сложилось так, что на корме, кроме Буквита и Тома Спинка, все остальные были азиаты.

Я достиг, наконец, верхушки трапа, но сил подняться на ноги у меня уже не осталось. Я не мог встать даже на колени. Я полз, как четвероногое животное, – нет, как змея, – на животе. До двери оставалось лишь несколько футов, но я десятки раз умирал на протяжении этих нескольких футов и каждый раз переживал муки воскресения, таща за собой Маргарет. Временами вся сила, какую я мог проявить, не подвигала вперед Маргарет, и в такие моменты я лежал рядом с ней и кашлял, и задыхался до следующего мига воскресения.

А дверь была открыта! Справа и слева обе двери были открыты! «Эльсинора» катилась вперед, и тяга поверх рубки наполняла мои легкие чистым, прохладным воздухом. Когда я перетянул себя через порог и вслед за собой перетащил Маргарет, я услышал издалека винтовочные и револьверные выстрелы. Но прежде чем я потерял сознание, испытывая боль такую страшную, что она сделалась сильнее всякой выносливости и в себе самой нашла анестезию, я, как сквозь сон, смотрел на четкий силуэт решетки кормы, на темные фигуры, которые резали, кололи, уничтожали, и на возвышающуюся бизань-мачту, ярко освещенную моими светильниками.

Да, мятежникам все же не удалось овладеть нашей кормой! Мои пятеро азиатов и двое белых сумели удержать крепость в то время, как мы с Маргарет лежали рядом, без чувств.

Все дело обстояло весьма просто. Современный морской карантин требует, чтобы судно не имело бацилл, являющихся носителями заразы. В отделении донки на баке имеется окуривающий аппарат, обезвреживающий бацилл. Мятежники уложили трубки от аппарата вдоль угля, продолбили отверстие через двойную палубу из стали и дерева, соединили трубки с окуривающим аппаратом и начали накачивать. Буквит заснул, но проснулся от удушья, когда пары серы проникли в помещение. Мы же на своем высоком месте, как крысы, были выкурены негодяями. Вада открыл одну дверь. Старый буфетчик открыл вторую. Оба достигли основания трапа, но были вынуждены отступить перед серными парами. Тогда они приняли участие в борьбе, чтобы отбросить наступление с бака.