Вскоре он остановился против меня и стал снова поводить носом и обнюхивать воздух, как он это делал перед Нэнди.
— А! А! Макумазан! — сказал он. — Ты имеешь какое-то отношение к этому делу.
При этих словах вся толпа насторожила уши. Я знал, что положение мое опасное, и, охваченный страхом и гневом, вскочил со стула.
— Колдун! Или как ты там себя называешь, — крикнул я, — если ты хочешь сказать, что я убил ребенка Нэнди, то ты лжешь!
— Нет, нет, Макумазан! — ответил он. — Но ты пытался спасти его — это и есть твое отношение к этому делу, разве это не так? Кроме того, я думаю, что ты, такой же мудрый, как и я, знаешь, кто убил его. Ты не хочешь мне сказать, Макумазан, кто убил? Нет? Тогда я сам должен найти преступника. Будь спокоен. Вся страна знает, что руки твои так же чисты, как и твое сердце.
И к моему большому облегчению, он прошел мимо, сопровождаемый одобрительным шепотом, так как зулусы любили меня. Он ходил все кругом и кругом, к моему удивлению, прошел мимо Мамины и Мазапо. Любопытно было наблюдать, как он шел: те, к кому он приближался, шарахались от страха в сторону, но успокаивались, как только он проходил мимо. Так рожь ложится от порыва ветра и снова поднимается, когда ветер проходит.
Наконец он вернулся к своему месту, явно сбитый с толку.
— У тебя в краале столько колдунов, король, — сказал он, обращаясь к Панде, — что трудно определить, какой из них совершил преступление. Легче раскрыть какое-нибудь большое дело. Но я взял от тебя вперед плату и должен ее заслужить. Пыль, ты нема. Может быть, ты, о дух мой, скажешь мне это? — и, наклонив голову, он повернул левое ухо кверху и сделал вид, что прислушивается, а затем произнес странным, деловым тоном:
— А, благодарю тебя, дух мой. Твой внук, о король, убит одним из членов дома Мазапо, предводителя амансомов и твоего врага.
Толпа одобрительно загудела, все считали Мазапо виновным.
Когда шум умолк, Панда заговорил:
— Семья Мазапо большая. У него несколько жен и много детей. Недостаточно указать семью. Я не стану и не хочу убивать невинных вместе с виновными, как те, кто правил до меня. Скажи нам, о Зикали, кто из семьи Мазапо совершил это преступление?
— В этом весь вопрос, — проворчал Зикали. — Я знаю только, что это отравление, и я чувствую яд. Он здесь.
Затем он подошел к месту, где сидела Мамина, и закричал:
— Схватите эту женщину и осмотрите ее волосы!
Стоявшие наготове палачи прыгнули вперед, но Мамина сделала им рукой знак отойти.
— Друзья, — сказала она с легким смехом, — нет надобности трогать меня.
Поднявшись с места, она шагнула в середину круга. Несколькими быстрыми движениями рук она скинула сперва свой плащ, затем повязку с бедер, сетку, сдерживающую ее длинные волосы, и предстала перед толпой во всей своей нагой красоте.