— Обещал, — глухим голосом ответил я, чувствуя на себе ее притягивающий взгляд.

— Подойди же ко мне, Макумазан, и поцелуй меня на прощанье. Король позволит это, а мужа у меня теперь нет.

Я встал. Я не мог поступить иначе. Я подошел к ней, к этой женщине, которая вела игру «по-крупному» и проиграла, но и проиграв, осталась с высоко поднятой головой.

Медленно подняла она свои гибкие руки и обвила ими мою шею, медленно приблизила свои алые губы к моим и поцеловала меня в губы и в лоб. Но между этими двумя поцелуями она сделала очень быстрое движение. Что она сделала? Мне показалось, что она левой рукой провела по своим губам и сделала движение горлом, будто проглотила что-то. Затем она оттолкнула меня от себя и проговорила:

— Прощай, Макумазан, ты никогда не забудешь моего прощального поцелуя. Прощай, Зикали. Надеюсь, что все твои дела увенчаются успехом. Ты ненавидишь тех, кого и я ненавижу, хоть я не питаю к тебе злобы за то; что ты открыл правду. Прощай, о Сетевайо. Ты никогда не станешь тем, кем был твой брат, и злая участь ожидает тебя… Прощай, Садуко, глупец, погубивший свое благополучие ради женских глаз. Всепрощающая Нэнди будет ухаживать за тобой до твоей смерти. Но что это? Умбелази наклонился над твоим плечом, Садуко, и смотрит на меня так странно… Прощай, Панда, тень короля… Теперь выпусти на меня твоих палачей. Выпусти их скорей, иначе они опоздают.

Панда поднял руку, и палачи бросились вперед, но действительно не успели. Мамина вздрогнула всем телом, широко раскинула руки и упала навзничь… Яд, который она приняла, подействовал безошибочно и быстро.

Так умерла Мамина, Дитя бури. Воцарилась глубокая тишина… Тишина, полная благоговейного ужаса. Но внезапно ее прервал взрыв жуткого, страшного смеха. Это смеялся карлик Зикали, «Тот, кому не следовало бы родиться».

Глава XVI Мамина!.. Мамина!.. Мамина!

Глава XVI

Мамина!.. Мамина!.. Мамина!

В тот же день король разрешил мне покинуть землю Зулу, я был счастлив, прощаясь с зулусами.

Перед закатом солнца, собираясь в путь, я увидел странную фигуру, ковыляющую по склону холма ко мне и поддерживаемую двумя дюжими молодцами. Это был Зикали.

Он молча прошел мимо меня, но дал понять, чтобы я следовал за ним. Он дошел до плоского камня, за сто метров от моего лагеря, где не было ни одного куста, в котором можно было бы спрятаться. Я сел на другой камень перед ним. И мы остались одни.

— Так ты уезжаешь, Макумазан? — спросил он.

— Да, уезжаю, — ответил я. — Будь на то моя воля, я уехал бы давно.

— Да, да, я знаю, но было бы жаль, не правда ли? Если бы ты уехал, Макумазан, ты не увидел бы конца этой странной истории. Ты ведь любишь изучать людей. Ты не узнал бы многого, если бы уехал.