Мы учились в одной школе, только Рина — на два класса младше. А сейчас она была уже студентка мединститута.

Когда Борис Ивакин сказал мне, что тоже хочет подавать в командное зенитное ракетное, я, по правде говоря, удивился.

— Хочу в генералы прорваться, — мрачновато пошутил он. — Только вот фамилия… Ивакин! Нечто квакающее. У тебя — другое дело — Игнатьев. Хотя генерал такой уже был. Граф. Даже писатель. Ты гляди, почти все сходится: к сочинительству тебя тянет, генералом стать тоже будет шанс… Только вот насчет титула… Но это же мелочь! Точно? А ты попробуй сделать военную карьеру с моей фамилией. Ивакин! Фи!..

— Но ты же вообще… Ты же никогда не думал об училище, — сказал я тогда. — Отчего это вдруг такой поворот на все сто восемьдесят?

— Золотые погоны покоя не дают, сплю и вижу у себя на плечах. Посодействуешь? Папахен у тебя как-никак начальник училища… Может, без экзаменов возьмут, а?

— Лично я буду поступать на общих, как и все, основаниях.

— Я, Саша, пошутил, неужели ты не понимаешь? А если серьезно, то что я могу тебе ответить? Конечно, если б я захотел, я мог бы поступить куда угодно — и в политех, и в технологический, и даже в институт международных отношений попробовал бы рискнуть — об этом страшно мечтает моя драгоценная и очень пробивная мамочка… Только меня вот почему-то не спросила. Целиком надеется на свои знакомства и связи. А я готовлю ей сюрприз!..

Тут необходимо заметить, что отец Бориса, кандидат наук, преподавал в технологическом высшую математику и уже несколько лет бился над докторской диссертацией, а командовала в доме — полновластно и единовластно — «мама Боря»: она была поистине домашним деспотом, в этом не раз признавался и сам Борис, по существу, ее презиравший. У нее была одна главная цель — устроить Борю. Ради этого она завязывала нужные знакомства и могла пройти по чьим угодно костям, даже по костям собственного мужа. Поговаривали в училище, что «мама Боря» подыскала сыну и соответствующую невесту. Не знаю, было так или не было, но другое знаю наверняка: сам Боря замечал только Рину. Только Рину и больше никого.

— Но жизнь, Саша-Игнаша, есть жизнь, — продолжал Борис. — В ИМО я наверняка не пройду и прежде всего потому, что сдавать туда буду без охоты: дипломатия не по мне — там нужен слишком жесткий самоконтроль, а я к этому не приучен.

— Но ведь и в армии…

— Понимаю. Но в армии все-таки среди своих — в случае чего поддержат. А что политех или технологический? Ну, промучаюсь я пять лет, стану рядовым инженером… Вон Гришка, мой двоюродный брат, инженер, аспирант-заочник, а получает сто двадцать. Какая тут, к черту, жизнь!