— Значит, только из этих соображений? Денежки, обмундирование, золотые погончики…

— Зачем же так прямолинейно, Игнаша! — обиделся Борис. — Я все-таки лучше, чем ты обо мне думаешь. Мне тоже нормально жить хочется.

Честно говоря, он никогда не был мне по душе, я успокаивал себя тем, что вот кончим мы школу — и дороги наши разойдутся. Но разошлись они много позже, не тогда, а только недавно — там, в нашем городе, в аэропорту, за полчаса до того, как мой Ту-154 поднялся в воздух и взял курс на восток.

У меня относительно моего будущего никогда не было сомнений. Я вырос в семье военного, дед мой тоже был военным — летчиком-истребителем, заместителем командира гвардейского авиаполка. Он погиб во время нашего наступления под Москвой, в январе сорок второго, когда отцу моему шел только пятнадцатый год. У нас дома, в самой большой комнате, над диваном висит его увеличенная (уже после войны) фотография: дед и его командир полка. Снялись через месяц после начала войны, когда им обоим вручили первые ордена Красного Знамени. Сейчас бывший командир полка — генерал-полковник авиации в отставке, дважды Герой Советского Союза. Отцу моему и жене своего заместителя (моей бабушке) он во многом после войны помог и вообще никогда их не забывал — писал, интересовался нашей жизнью и больше всего внуками своего фронтового однополчанина, то есть мною и моим старшим братом Володей. Решение мое быть военным зрело исподволь — и в те минуты, когда я наблюдал за солдатами, маршировавшими на плацах военных городков, в которых прошло мое детство, и когда я с восторгом смотрел, как отец, собираясь на службу, скрипит ремнями и кобурой пистолета… Оно окончательно окрепло, когда я, девятиклассник, увидел нашего Володю в парадной лейтенантской форме — он закончил высшее инженерное артиллерийское училище и перед тем, как направиться к месту службы, заехал в отпуск домой. Мы жили тогда уже в… назову наш город Энском — незадолго до этого отцу присвоили генерал-майора и назначили туда, в Энск, начальником зенитного ракетного командного училища. Может быть, и синий мундир, и золото погон тоже сыграли свою роль, но я хорошо помню, что именно в ту минуту, когда я увидел Володю, я твердо решил: после десятого только к отцу в училище, и никуда больше! Я совершенно не подумал о том, что мне, сыну начальника, будет там намного трудней, чем другим.

Когда я уже заканчивал десятый, накануне Дня Победы, отец позвал меня к себе в кабинет и показал фронтовые письма деда.

— К сожалению, всего три письма, — сказал он, — остальные не сохранились. Дед твой писал нам каждую неделю, мы тогда с твоей бабушкой жили в эвакуации, в Ульяновской области, работали в колхозе.