И впрямь какое уж тут противостояние, если несколько дубов, чьи вершины поднимались над гребнем скалы, в мгновение ока были обезглавлены, словно громадный серп срезал их ветви и листья, подравняв точь-в-точь по краю обрыва?

Гроза неистовствовала в полную силу. Молнии сверкали, наполняя ущелье своим мерцающим светом, гром грохотал неумолчно. Земля содрогалась под этими яростными ударами, дрожала так, словно весь Уральский горный массив трясло в лихорадке.

К великому счастью, тарантас удалось, так сказать, упрятать в расщелину, куда шквалы прорывались лишь на излете. Но он все-таки не был защищен достаточно надежно: некоторые ураганные вихри, наталкиваясь на выступы скалы и закручиваясь, порой наносили ему жестокие удары. Тогда он, шатаясь, врезался в каменную стену, рискуя разлететься на тысячу обломков.

Наде пришлось выйти из тарантаса. Михаил Строгов, оглядевшись при свете фонарей, отыскал впадину, выдолбленную кайлом какого-то шахтера, и девушка забилась туда в ожидании, когда можно будет продолжить путь.

И тут– это произошло в час ночи – пошел дождь. На путешественников, кроме порывов урагана, обрушились потоки ливня, которые вскоре достигли чрезвычайной мощи, однако не пригасили огненных сполохов, охвативших небо. При подобных обстоятельствах двинуться дальше стало совершенно невозможно.

Таким образом, сколь бы Михаила Строгова ни мучило нетерпение – а оно, как мы догадываемся, было огромно, – он был вынужден подождать, пока бесчинство стихий не угомонится хоть отчасти. К тому же достигнув перевала, через который проходит дорога из Перми в Екатеринбург, он мог теперь лишь спускаться вниз по склонам уральской гряды, а в подобных обстоятельствах спуск по дороге, изрытой промоинами тысяч ручьев, стекающих с гор, среди ливневых потоков и ураганных смерчей означал бы настоящую игру со смертью, путь, ведущий в бездну.

– Промедление очень некстати, – сказал тогда Михаил, – но это, безусловно, единственная возможность избежать еще больших задержек. Неистовство этой грозы позволяет надеяться, что долгой она не будет. Около трех начнет светать, а когда солнце взойдет, спуск, на который мы не можем отважиться в темноте, станет если не легким, то хотя бы возможным.

– Так подождем, брат, – отвечала Надя, – но только если ты откладываешь спуск не затем, чтобы избавить меня от риска или усталости!

– Надя, я знаю, ты решила не отступать ни переднем, но я, подвергая опасности нас обоих, рискую чем-то большим, чем моя жизнь, и даже большим, чем твоя: если мы погибнем, я не исполню возложенной на меня задачи, того долга, который важнее всего!