– Господин Корпанов, – вскричал Альсид Жоливе, – вот предложение, исходящее от великодушного сердца!
– Должен прибавить, сударь, – отвечал Строгов, – что если я не предлагаю вам места в моем тарантасе, то лишь по одной причине: там их всего два, и эти места занимаем мы с сестрой.
– Сударь, тут не о чем говорить! – засмеялся Альсид Жоливе. – Мы с коллегой, с вашей лошадью и остатком своей полутелеги доскачем до самого края света!
– Мы принимаем ваше любезное предложение, сударь, – заключил Гарри Блаунт. – Что до этого ямщика!..
– О, уверяю вас, с ним такое не впервые стряслось! – сказал Михаил Строгов.
– Но тогда почему он не вернулся? Ведь этот несчастный паршивец прекрасно знает, что мы остались на дороге!
– Он-то? Да он понятия об этом не имеет!
– Как? Этот славный малый не знает, что его телега раскололась надвое?
– Именно так. Он с самым чистым сердцем доставит первую половину в Екатеринбург!
– Говорил же я вам, коллега, что весь этот случай – чистая умора! – восхитился Альсид Жоливе.
– Итак, господа, если вы хотите следовать за мной, – продолжал Михаил Строгов, – пойдемте к моему экипажу, а затем…
– Но как быть с телегой? – напомнил англичанин.
– Да не бойтесь, мой дорогой Блаунт, она не упорхнет! – закричал Альсид Жоливе. – Она так плотно вросла в землю, что если ее здесь оставят, к будущей весне она выпустит листочки!
– Идемте же, господа, – поторопил Михаил Строгов, – и вытащим сюда тарантас.
Француз и англичанин встали с задней скамейки, ставшей теперь заодно и передней, и пошли вслед за Михаилом.
На ходу Альсид Жоливе по своему обыкновению продолжал благодушно болтать – видно, никакие невзгоды не могли испортить ему настроение.
– Право же, господин Корпанов, – сказал он Михаилу Строгову, – вы нас выручаете из знатной переделки!
– Сударь, – возразил тот, – я делаю только то, что всякий сделал бы на моем месте. Если бы путники не помогали друг другу, осталось бы только перегородить все дороги!
– Долг платежом красен, сударь. Если вы далеко заедете в этих степях, возможно, мы еще встретимся, и тогда…
Хотя Альсид Жоливе не задавал Строгову прямого вопроса о том, куда он направляется, но тот, не желая вызвать подозрение, что он скрытничает, тотчас отозвался: