— Тебе лучше залезть на дерево, — бросил ему человек-обезьяна.
— Ну уж нет! Я, конечно, могу совершать подобные подвиги в полнолуние под стук барабана Дум-Дум, но…
— Сейчас здесь будет твориться то же самое, что во время танца Дум-Дум, — сказал Тарзан.
Вновь глухой вой донесся со стороны каменной громады, возвышающейся над джунглями, и человек-обезьяна задрожал от тревоги и нетерпения.
— Мне надо идти! Жди здесь!
— Тарзан, нет!!
Но приемыш Калы уже исчез в тумане, стремительный и неуловимый, словно призрак.
Арно долго звал его, но впустую — он сам знал, что напрасно срывает голос. Джек вернулся на плот и в сердцах пнул один из мешков, отбив себе ногу. Он не знал, что сейчас вызывает у него большую ненависть — золото или он сам.
Четверо жрецов вошли в комнату Джейн Портер и подняли ее с лежанки.
Девушка не противилась — у нее на это не было ни желания, ни сил. Перенесенные страдания почти убили в ней волю к жизни, и только слабый огонек надежды еще теплился в ее душе.
Этот огонек заставлял ее озираться по сторонам, пока она шла по холодному мрачному коридору, с трудом переставляя израненные ноги.
Ее привели в уже знакомую комнату с бассейном; на этот раз Джейн не стала сопротивляться, а только закрыла глаза, когда жрецы начали снимать с нее одежду. Она давно поняла, что всякая попытка воспротивиться унижению всегда приводит здесь к новому, еще худшему — поэтому молча покорилась.
Она безвольно вытерпела процедуру омовения, дала обрядить себя в длинный просторный балахон из толстой белой ткани, расшитый узорами по подолу. Ее не заинтересовало, что эти узоры были золотыми; Джейн почувствовала лишь, как жесткая вышивка зацарапала ей колени.
Но ее тело и так было покрыто незаживающими царапинами и ссадинами, и она равнодушно снесла новую легкую боль.
Куда болезненней оказалось расчесывание волос, но Джейн ни разу не вскрикнула, пока жрецы орудовали золотыми гребнями.
Наконец ей на шею одели гирлянду из душно пахнущих голубых цветов, подняли на ноги и повели…
Она не знала, куда, и почти не интересовалась этим.
Вскоре Джейн услышала однообразный мотив, такой тоскливый, словно в нем слились все невзгоды, скорбь и несчастья мира…
Девушка приостановилась, но ее толкнули в спину, и она снова пошла.