— Предатели! Нет в моем сердце добра для них.

— Как псов перестреляем! Довольно выжимать пот и кровь из народа!

— Никакой войны мне на надо! Никакого Китая!

— Ну-ну!.. Ты без этого…

— А как же?… Наново теперь будем жить! Обязательно! Без помещиков, без капиталистов, без партий.

— Под управлением императора. И никого кроме!..

Снег падал. Столица, как и всегда, жила своей размашистой ночной жизнью, врезаясь в метель и мглу огромными, желто-молочными огнями уличных фонарей, бесчисленных световых реклам, роскошных витрин, бумажных древних фонариков и ярких, сверкающих окон кафе, отелей и ресторанов. Автомобили, трамваи и даже велосипеды, несмотря на погоду, сновали по главным улицам, истошно гудя сиренами. Продрогшие полицейские, прячась от снега под капюшоны дождевиков и в караульные будки, с трудом регулировали движение…

В ту февральскую снежную ночь лорд хранитель печати адмирал Сайто Макото, восьмидесятилетний старик, пышно увешанный орденами, вернулся с обеда в американском посольстве в первом часу. По своей давней привычке, сменив мундир на просторное кимоно, адмирал принял теплую ванну и, уже лежа в постели, попросил жену дать ему две пилюльки старого патентованного лекарства, которое всегда хорошо помогало ему после тяжелых американских и европейских кушаний.

В это же время где-то, за стенами, в стороне вестибюля, раздался и захлебнулся оторопелый крик горничной, возник нарастающий шум голосов и шагов, лязг оружия, и в спальню молча вбежал окровавленный старый слуга. Вслед за слугой ворвались с винтовками и саблями яростные солдаты во главе с офицером, державшим в одной руке револьвер, в другой — обнаженный остроконечный кинжал.

Адмирал Сайто, едва успевший вскочить с постели, запахивая на голом теле ватный халат, отступил к нише и сдавленным голосом, но без испуга и гнева, сказал быстро:

— Подождите. Здесь спальня жены. Убить, меня вы всегда успеете. Я сейчас выйду к вам. Отсюда нет другой двери. Поговорим прежде.

Он указал спокойным движением руки на пустую соседнюю комнату. Офицер и солдаты на мгновение остановились в нерешительности. Присутствие женщины и хладнокровие старика перед лицом близкой смерти пробудили в них что-то похожее на уважение и жалость. Казалось, они пощадят его. Но женщина в страхе кинулась к мужу, и ее тонкий испуганный крик вместе с растерянным жестом слуги, пытавшимся заслонить своей грудью обоих господ, вернул заговорщикам их решимость. Офицер и три ближайших солдата, отшвырнув старика слугу, бросились на министра. Жена Сайто, в бессилии отчаянья, суетливо. хватала их за руки, за оружие, за одежду.