Саша тут же отвела взгляд от своего отражения и завела заготовленную песню:

— Потом я могу раскаиваться, но в тот момент, когда я вытворяю, не могу себя заставить прекратить… Точно знаю, что надо делать противоположное и не делаю.

— А что, собственно, вытворяешь, я ничего не замечал такого. Самоедство это. — Он улыбнулся. Это слово всегда было ответом на все Сашины попытки разобраться в себе.

— Вот вас мучаю. Эгоистка… — не говорить же, что стремление всегда быть центром его внимания толкает ее порой на странные поступки и слова.

— Меня мучаешь? Чем? Мне твои разговоры не в тягость. Я понимаю — они естественны в твои годы.

— Я не о разговорах. Но знаете, Виконт, я думаю, раз у человека есть теоретический контроль над собой, то и практический рано или поздно появится.

— Нет, отчего же, есть очень противоречивые натуры. Но у тебя предостаточно практического контроля. — И легко спросил:

— Ты ведь не все мне говоришь о своих «мучениях», так?

Смущенный кивок получился у Саши сам собой, прежде чем она подумала, стоило ли его делать. Сразу же заставила себя поднять на него глаза:

— А можно любить эгоиста, неуравновешенного, нытика, слабовольного, трусливого, слабого, никчемного …

— Где ты видела это скопище пороков?

— …без талантов, надоедливого, с какой-то дурацкой внешностью: с обтянутыми скулами, худющего, мелковатого, да к тому же, женского рода?

— Почему тебя интересует, добьется ли эта бедняжка любви? — рассмеялся Виконт, вставая, — Сашенька, да все у тебя хорошо. Оставь это.

Саша уткнулась носом в его плечо и тихо спросила:

— В ваших словах есть хоть малая доля правды?

— Есть.

…Даже, если в его словах не было и капли правды, все равно, ей удалось преодолеть его поглощенность предстоящей встречей с городом, и это восстановило, пошатнувшуюся было, веру в то, что она останется для Виконта важной частью его жизни и тут, в Петрограде. Он не оставил без внимания ее ропот и устроил настоящий отдых, продемонстрировав в который раз свою способность вынимать из рукава все необходимое. Так или иначе, но когда он встал и заглянул за заборчик, там, как по заказу, оказался ворчливый старикашка, который начал беседу с Виконтом с ругливых претензий по поводу явления его головы над забором, но, проникшись стремительной симпатией, после посулов угощения с вином, завершил свое выступление приглашением посидеть в горенке.

Выспавшаяся Саша села с ними за стол, и поглотив с аппетитом немало пищи, согласилась поиграть со старичком в домино. Виконт не лег спать, а сидел тут же и читал нашедшиеся в доме газеты. Это делало игру еще приятнее: время от времени он бросал взгляд на выстроенную ими линию костяшек, заглядывал в Сашины и, указывая пальцем, подавал неординарные советы: «верхняя и нижняя части что-то не симметричны, вон ту — вниз для баланса», «эта линия слишком монотонна, нужен излом, вот эту — налево». Старичок выигрывал, был в восторге и приглашал остаться на пару дней, но ближе к вечеру Виконт решил, что пора покинуть этот гостеприимный кров.