Где сложили головы за Отечество северные парни–оленеводы, охотники, рыбаки?
Рядом с мемориалом мирно пасутся две коровы. Среди памятных плит, прячась за огромными венками, играют в войну дети — правнуки тех, кто однажды в последний раз видел Мужи с борта отходящего от причала парохода.
Дома в селе деревянные, двухэтажные, обшитые почерневшими досками. Некоторые отделаны цветным сайдингом, выделяются синими, зелёными, красными черепичными крышами. На улице Ленина не то кафе, не то пивнушка–забегаловка «У Григорьича». И скульптура вождя мирового пролетариата. Левая рука каменного идола в кармане, правая за лацканом пиджака. Устремлённо смотрит на реку Ильич. Что он видит там?
Часа ходьбы по улицам Мужей хватило размять затекшие в плавании ноги. Пустынно и неуютно. Ни машин, ни людей. Это в тайге без них хорошо, а в безжизненном посёлке становится тоскливо и мрачно. Может, в Салехард на заработки подались жители Мужей. Или всё ещё здесь сказываются последствия бойни на фронтах Великой Отечественной?
В местном магазине цены на продукты зашкаливают, заставляют вздрагивать. Всё привозное за тридевять земель. Купил банку говяжьей тушёнки, булочку и пачку молока. Присел на травку поесть. Булочка оказалась зачерствевшей, безвкусной, а молоко искусственным, с неприятным запахом. И то, и другое отдал подскочившей ко мне дружелюбной лайке. Собака понюхала угощение и побежала дальше.
Томный день угасал. Разгоревшийся лик солнца склонялся к земле. Небо вокруг него порозовело. Огненно–красный шар, полыхая заревом заката, опускался за почерневший ельник. Рои мошек толпились в его лучах.
Всё в северной природе, пользуясь последними благодеяниями солнца, радовалось и нежилось. Ветерок обвевал деревья, кусты и травы вечерней прохладой.
Сквозь густые ветви кое–где ещё прорезывались огненные полоски света, золотили островерхие вершины елей, но и те скоро погасли совсем.
Начинало смеркаться. Стремительно темнела высь.
Я вернулся на берег, где решил заночевать. Поставил палатку, развёл костёр и сварил отменный супец с ямальской тушёнкой производства Красноярского мясо–консервного комбината.
Хмурое небо заволокли большие, рыхлые облака, и неслышно опустилась ночь, тихая, тёмная и тёплая.
Коротая время, я удобно устроился у костра на перевёрнутой вверх дном лодке с планшетом, тетрадью и ручкой. Не терпелось вновь вернуться туда, где оставил вас, мнимый читатель: у дверей двухместной каюты китобазы «Дальний Восток».
…Я вошёл и онемел от изумления и восторга: да-а!
С каютой китобойца не сравнить. Две широкие двухъярусные койки из полированного красного дерева. На них мягкие поролоновые матрацы и подушки, чистые постели застланы одеялами из верблюжьей шерсти и узорчатыми покрывалами. Переборки обшиты нежно–голубым пластиком. Мягкий диван. Стол и кресло. Шкаф для одежды с выдвижными ящиками. Неоновое освещение. Настольная лампа. На полках книги, разные безделушки. На полу ковёр. Фаянсовая раковина, над ней блестит никелем кран с холодной и горячей водой, сверкает хромированной рамкой большое зеркало. По соседству душ и туалет. Над иллюминатором и койками фирменные синие занавески с шёлковым шитьём названия флотилии «