Почти каждый раз, приезжая в Здолбунов, я заходил к Жукотинскому. Его жена Марыся и неродная мать Мария Львовна радушно принимали меня, и мне приятно бывало провести в этом доме несколько часов, а то и целую ночь. Для всех домашних я был паном Янеком, коммерсантом и хорошим приятелем Жоржа.

Как «пана Янека» меня представили младшей сестре Марыси, Ванде, и эта семнадцатилетняя девица, а особенно ее мать начали строить планы в отношении меня. Ведь во время гитлеровской оккупации всю молодежь, достигшую шестнадцатилетнего возраста, отправляли на работу в Германию. Исключение составляли юноши и девушки, которые женились или выходили замуж.

Позднее я узнал, что Ванда добровольно записалась на выезд в Германию. Добровольцы ехали в открытых вагонах, а не за решеткой, а девушка по дороге сбежала и вернулась домой. Об этом своем поступке Ванда рассказала только матери, никто — ни Владек, ни Марыся, ни я — о нем не знали.

Девушке грозила опасность. Поэтому, познакомившись со мной, она решила, что именно это знакомство может ее спасти. Намерения у нее были самые серьезные.

Я об этом поначалу не догадывался и по временам заходил к ним. Но когда мать Ванды начала слишком явно делать мне намеки насчет супружества, я понял, что дальше так продолжаться не может.

— Что делать? — спросил я Владека. — Признаться Ванде во всем?

— Ни за что! — возражал тот. — Она еще молода, зелена. Ей о наших делах нельзя знать; кроме вреда, это ничего не даст.

И я поверил ему, хотя впоследствии убедился, что он очень плохо знал свою сестру.

«Пану Богинскому» оставалось только прекратить свои визиты к Пилипчукам.

ПАРОЛЕМ БУДЕТ ЗАЖИГАЛКА

ПАРОЛЕМ БУДЕТ ЗАЖИГАЛКА

Все, казалось, шло хорошо, но я не был доволен состоянием дел в Здолбунове. Хлопцы работали старательно, и связь с отрядом была надежная, но что с того, если до сих пор мы не смогли подыскать человека, который вел бы постоянное наблюдение за всем, что происходит на железнодорожном узле?!

Я уже совсем было потерял надежду найти такого человека и начал обдумывать другой вариант, когда вдруг однажды услышал от Красноголовца:

— На станции работает в бригаде уборщиков бывший комсомолец Иванов. Как попал сюда — неизвестно. Говорят, будто сдался в плен немцам. Теперь никуда не ходит. Ежедневно обедает в вокзальном буфете. Может, поговорить с ним?

— И это все, что вы о нем можете сказать? — спросил я.

— Все. Больше никто ничего о нем не знает.

— Маловато. Но поговорить можно.

— А где именно и как? — спросил Бойко. — Звать его на квартиру — не стоит. Нужно поговорить с ним, чтобы не было никаких концов к нашему подполью.