Но и этим не ограничилась деятельность подпольщиков Жоржа Жукотинского и Владека Пилипчука: они включились в широкую пропагандистскую и агитационную работу.

Как-то, встретившись со мной, Жорж спросил:

— Нельзя ли нам регулярно получать из отряда сообщения Советского Информбюро?

— Хорошо, — сказал я, — передам вашу просьбу командованию. А что вы собираетесь делать с этими сообщениями?

— У нас в канцелярии есть ротатор и машинка с латинским шрифтом. Хотя восковка дефицитна — каждый экземпляр на учете, — но мы сумеем достать ее. Сообщения Информбюро будем переводить на украинский, польский и чешский языки и распространять среди населения. Да и на немецкий язык не мешало бы перевести, чтобы незаметно подбрасывать солдатам, едущим на фронт.

— А скажите, пожалуйста, вы только еще собираетесь печатать листовки, или на вашем ротаторе кто-то их уже изготовлял?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Да вот, — я вынул из кармана листовку, которая попала ко мне вместе с книжкой, и показал Жукотинскому. — Это, случайно, не ваша продукция?

Жорж взял листовку, осмотрел, прочитал, подумал немного, оживился:

— Листовка в самом деле с нашего ротатора. А я и не знал о ней. Значит, ребята тайком сделали-таки. Молодцы! Как-то зашел разговор о том, что стоило бы изготовить листовку… Это после поражения фашистов под Сталинградом. У одного из наших товарищей есть плохонький детекторный радиоприемник, и этот товарищ часто слушает, что творится на белом свете. Он и рассказал про Сталинград. Мы радовались, как малые дети. Тогда, собственно, и родилась идея — печатать листовки. Я только не знал, что такую листовку все же напечатали.

В штабе отряда замысел цементников использовать ротатор был одобрен, и мы начали регулярно привозить в Здолбунов с партизанского «маяка» свежие сообщения Советского Информбюро.

Наступило лето сорок третьего года.

Хотя гитлеровцы и лелеяли надежду на реванш за поражение на берегу Волги, положение на фронте у них было не блестяще. Но здесь, на захваченной земле, оккупанты всячески стремились задушить надежды людей на освобождение, принудить их покориться, стать послушными рабами. Как важно было в это время принести людям правдивое слово советских сводок! А разве не стоило открыть глаза немецким солдатам, которые, подстегиваемые лживыми речами Геббельса, шли навстречу собственной гибели?

Клименко прятал в условленном месте маленькие листки бумаги с сообщениями, принятыми нашими радистками. Он не знал, кто придет за этими сообщениями. А приходил Владек Пилипчук. Брал их и относил Жоржу. И уже через несколько часов, переведенные и отпечатанные в сотнях экземпляров, листовки расходились — сперва по заводу, потом по городу, потом еще дальше, в окрестные села, в Ровно, а оттуда через наших людей — в разные концы Ровенщины и Волыни. Скородинский и Шорохов завозили листовки в Ковель, там их передавали машинистам, которые вели поезда на Брест, — и вот уже листочки бумаги с обращением к народам, стонущим под ярмом гитлеровской оккупации, попадают на польскую землю. И там, как здесь, в Здолбунове, эти пламенные слова правды вселяют веру в сердца патриотов, вдохновляют их на борьбу.