Была мягкая летняя ночь. Еще не заснули сторожа магазинов, еще сидели у подъездов дворники, еще бродили влюбленные парочки – и все они жались к подворотням и шарахались в сторону: посреди улицы, не разбирая дороги, мчался огромный лохматый пес.

Через три квартала он повернул направо… Потом налево… Остановился… Вернулся назад и бросился в боковую улочку.

Знакомый двор. Запах сирени. Два прыжка через детскую площадку. Вот и скамейка у подъезда. Тролль уловил слабый запах хозяина и другой, тоже хорошо знакомый. Значит, нашел.

Тролль ринулся к двери, вскинулся, ударил лапами – ничего не вышло, дверь открывалась наружу. Попытался зацепить зубами или когтями – бесполезно.

Тогда Тролль обежал вокруг дома, нашел на первом этаже окно, из которого шел запах Ганки, и залаял. Залаял?.. Тролль не узнал своего голоса. Вместо отрывистых, басовитых рыков вырывался какой-то сиплый хрип.

А время шло… В нескольких кварталах отсюда на земле лежал хозяин, и ему нужно было помочь. Тролль же сидел, как будто ничего не произошло, и пытался понять, что случилось с голосом. Нет, так дело не пойдет! Он схватил фуражку, попятился назад, покрутил носом, примерился к нужному окну, разбежался и прыгнул. Раздался треск дерева, звон стекла, крики людей! Но Тролль уже ничего не слышал…

Была мягкая летняя ночь. Еще не заснули сторожа магазинов, еще сидели у подъездов дворники, еще бродили влюбленные парочки – и все они жались к подворотням и шарахались в сторону: посреди улицы, не разбирая дороги, бежала молодая простоволосая женщина. А в руке была зажата старенькая милицейская фуражка.

Закон леса

Закон леса

Что ни говорите, а середина апреля в Вологодской области – это еще не весна. Только-только прошел лед. На северном берегу Сухоны лежит снег. И водой его подмывает, и солнцем нет-нет да ошпарит, а он только темнеет да оседает. А ночью как прихватит морозцем, как задует сиверко с Белого моря – такая на снегу наледь намерзнет, что все люди да и звери, поди, чертыхаются… Видел вчера, как лось забежал на такую наледь – испугал кто-то, не иначе. Метров сорок сгоряча проскочил, а за ним след кровавый: до кости ноги ободрал ледяной коркой.

Шерстнев тоже пострадал – поленился обойти овражек и полез по снегу. Сапоги, конечно, как бритвой рассекло. Через полчаса Шерстнев сменил меня у руля моторной лодки, а я влез под брезентовый тент и забрался в сено. Удивительно уютно чувствуешь себя в такой вот «дюральке». Картаво тарахтит мотор, шепеляво булькает вода. Холодно. А ты зарылся в сено, надышал за пазуху – и такая подкатывает сладкая дрёма, что, кажется, никогда в жизни не было так хорошо.