Они остановились у коновязи. Привязали лошадей.

Капуджи в воротах знали Сафар-бея. Не допытываясь, посторонились, впуская их.

Посыпанная золотистым песком дорожка привела друзей к двухэтажному дворцу. Могучие деревья окружали его с трех сторон, а перед фасадом расстелился зеленый лужок, посреди которого красовалась клумба с ранними весенними цветами.

Сторож при входе, безбородый дебелый евнух, оказался неумолим.

– Нельзя! – сухо сказал он, с подозрением поглядывая на обросшее колючей щетиной лицо Арсена.

– Тогда вызови кизляр-агу Джалиля! – начал сердиться Сафар-бей.

– Мне не разрешено отлучаться, ага.

– Но мы торопимся!

– Это меня не касается, ага. Войти в гарем никто не может! Что нужно передать – я передам! – И он плотно закрыл дверь.

Друзья переглянулись. Что делать? Арсена душила злоба. Он готов был стукнуть евнуха саблей по голове. Но доводы разума перевесили: достаточно малейшего крика – отовсюду сбегутся, как дикие псы, капуджи и скрутят их в бараний рог… Погибнув сами, они и Златку обрекут на вечное рабство!

Арсен отошел к клумбе, посмотрел на дворец. Где-то там, за его стенами, Златка. Но где? За какими окнами? За какими решетками?

И вдруг его осенила мысль: «А что, если подать Златке знак?»

Он засвистел мотив украинской песни, которая вот уже лет тридцать, слетев с уст певучей полтавчанки Маруси Чурай, тревожила сердца людей и обретала все новых и новых почитателей. Эту песню очень любила Златка. Они вместе пели ее.

– Ты что, ума лишился?! – опешил Сафар-бей.

– Будь я проклят, если эта песня не заставит Златку выглянуть во двор. – И Арсен снова засвистел.

Почти сразу же в одном из окон взвилась занавеска и появилась Златка. Смертельная бледность покрывала ее щеки. Казалось, она, не задумываясь, выпорхнула бы из своей темницы и упала любимому на грудь, не будь железных прутьев решетки.

– Арсен! – вскрикнула девушка приглушенно. – Ненко! Этот крик словно хлестнул Арсена. Он рванулся вперед.

Но могучая рука Сафар-бея остановила его.

– Ты обезумел, Арсен! Сейчас евнух поднимет крик! – Он сжал его руку так сильно, что Звенигора захрипел от боли.

Евнух выглянул из двери, тяжело помигал воловьими веками, но спросонок не понял, что произошло во дворе.