Светлый фон

Погрузка на плот заняла всего несколько минут, и он снова отплыл. Мы покинули левый берег реки Уругвай, ввергший нас в такую опасную переделку. Одно меня радовало: индейца и его жену они не схватили.

Плот взял курс к правому берегу. Майор указал, в каком месте нам лучше причалить. Нас перенесли с плота на землю. Плотогоны очень любезно поблагодарили майора. Видимо, он щедро им заплатил. Берег был невысоким. Он порос густым камышом, среди которого кое-где вздымались стволы сейбы[126], в кронах виднелись красные цветы. Нас перенесли далеко в глубь зарослей. Лошадей вели следом; наконец мы достигли довольно большой открытой площадки, поросшей травой; здесь пять или шесть солдат все это время стерегли лошадей. Во взглядах, которые эти люди бросали на нас, выражалась неописуемая радость. Майор приказал немедленно отправляться в путь; нас стали привязывать к самым скверным клячам. Сам Кадера, будучи знатоком лошадей, выбрал мою гнедую. Я нисколько не обижался на него, ведь здесь не было ни одного животного лучше гнедой. Меня, однако, разбирало любопытство: как же к подобной перемене отнесется гнедая? Пока что она охотно подчинялась. Но стоило майору схватить ее за поводья и вставить ногу в стремя, как лошадь поднялась на дыбы, вырвалась и подбежала ко мне.

— Бестия! — выкрикнул Кадера.

Кляпы сняли, и я смог ответить:

— У нее свой норов, сеньор, она подпускает к себе лишь тех, кто действительно умеет ездить верхом.

— Вы полагаете, что я не умею?

— Что я думаю, не суть важно, главное, что гнедая, кажется, считает именно так.

— Я ей докажу, что она ошибается.

Двое людей удерживали лошадь, но вдеть ногу в стремя майору так и не удалось.

— Сущий дьявол, прямо как ее хозяин! — гневно воскликнул Кадера. — Но она все же научится повиноваться.

Он хотел ударить лошадь.

— Стой! — предостерег я его. — Она не привыкла к побоям. Она вырвется и убежит.

— Но она же никого не подпускает!

— Она привыкла лишь ко мне. Подведите ее поближе ко мне, может быть, она станет послушнее.

Он последовал этому совету, и гнедая уже не артачилась. Однако едва майор уселся в седло, едва направил лошадь вперед, как та, выгнув спину дугой, стала пятиться задом, потом поднялась на дыбы и резко отпрянула в сторону. Майор выпустил поводья и стремя и, описав широкую дугу, шлепнулся наземь. Я предвидел это, иначе не помог бы ему взобраться на лошадь. Я веселился от души. Майор же так сильно стукнулся спиной, что, поднявшись, с трудом разогнулся.

— Пристрелите каналью! — заорал он. — Влепите ей пулю в лоб.

Тотчас на лошадь нацелилось несколько ружейных стволов.