— С кем я пошел домой?
— С Селимом-агой.
— Он выше или ниже меня?
— Ниже.
— И теперь, Селим, я задаю вопрос тебе: мы плелись как улитки или шли быстро?
— Быстро, — ответил ага.
— Мы держались друг за друга или нет?
— Держались.
— Мутеселлим, может ли ворон, испугавшийся и закричавший во сне, иметь какое-либо отношение к беглецу?
— Эмир, все великолепным образом сходится, — отвечал мутеселлим.
— Нет, не все сходится. На самом деле все так просто и естественно, что я даже пугаюсь скудости и ограниченности твоих мыслей! Мне страшно за тебя! У тебя был ключ, никто не мог выйти наружу, это я уже понял. Я шел вместе с агой домой, к тому же именно по тому переулку, где живет этот человек. Это ты тоже принял к сведению. И на основании рассказа, способного лишь меня оправдать, ты хочешь посадить меня в тюрьму? Я был твоим другом. Я дарил тебе подарки, я сделал так, чтобы макредж, пленение которого сулит тебе признание и благоволение, очутился в твоих руках; я давал тебе лекарство, чтобы порадовать твою душу. И за все это ты собираешься лишь упрятать меня в тюрьму! Мне больше нечего сказать! Я разочаровался в тебе! И кроме того, ты не веришь даже аге арнаутов, хотя тебе известна его верность и ты знаешь, что он будет за тебя до конца, даже если при этом он может потерять свою жизнь.
Селим-ага стал на несколько дюймов выше.
— Да, это так! — горячо заверил он, ударив по сабле и вращая глазами. — Моя жизнь принадлежит тебе, господин. Бери ее!
Больше доказательств не потребовалось, комендант протянул мне руку и попросил:
— Прости, эмир! Ты оправдан, и я не буду обыскивать твою комнату!
…Наконец я покинул коменданта и мог вернуться к своим спутникам. До этого я наткнулся на отделение арнаутов, трусливо расступившихся, чтобы пропустить меня. В двери стояла Мерсина с пылающим от гнева лицом.
— Эмир, где-нибудь было уже что-либо подобное?
— Что именно?
— А то, что мутеселлим приказывает обыскать дом своего собственного аги?
— Этого я поистине не знаю, о ангел этого дома, ведь мне еще ни разу не приходилось быть агой арнаутов.