А там в траве? шевелится что-то… Это верно. Это они— хунхузы, это их красные кофты. А свои шляпы они, видно, тоже сняли, чтобы не привлечь на себя выстрелы, Вон, вон… опять.
Блестящее маленькое колечко загорелось на солнце в траве, на вершине бугорка…
Это дуло… Прямо в лицо смотрит Крюкову… И как близко…
Отодвинувшись на локтях немного назад от камня, он положил револьвер на край камня. Еще раз вспыхнула в нем злоба, словно горячее пламя лизнуло сердце…
«Ага… Показался-таки».
Неторопливо, все отодвигаясь от камня, чтобы дать простор руке, он навел револьвер и замер…
И все в нем замерло. Даже дышать он перестал… Прямо-прямо в центре колечка стала блестящая точка на конце револьверного ствола…
Мгновенная радость охватила душу и сейчас же ушла, оставив мозгу одну мысль: «теперь попался».
Свалив немного револьвер на бок, он потянул за спуск.
Выстрел стукнул…
Человек в красной кофте, словно его подкинуло снизу, вскочил на вершине бугра, прижимая к груди руки, и сейчас же повалился назад, на спину.
Крюков не промахнулся.
Это был меткий выстрел, и Зиновьев крикнул ему.
— Чисто!
Потом он так же, как и Крюков, лег на живот, положил револьвер на край камня, подложив ладонь левой руки под локоть правой в которой держал револьвер.
— А другой — мой, — сказал он, повернувшись к Крюкову.
Крюков ничего не ответил.
Он вынул портсигар, закурил папироску, но сейчас же бросил ее в сторону и стал рассматривать свой револьвер, как будто видел его в первый раз, сосредоточенно и внимательно…
Затем нахмурил брови и положил револьвер, как раньше, на край камня, на прежнее место.