Третий не сделал никакой попытки ни к сопротивлению, ни к бегству.

Ему скрутили руки.

Потом Петров разрезал бечевки на руках и ногах несчастного китайца.

Китайца он усадил на лавку перед столом.

Бедняга прислонился спиной к стене и долго сидел неподвижно, дыша тяжело и быстро, беспомощно протянув руки вдоль тела. Потом поднял руки и стал дуть на пальцы, то на один то на другой…

Несколько раз он взглядывал на Петрова и Кореня и тряс головой и опять принимался дуть на пальцы. Всунул затем один палец в рот и стал сосать, морщась и махая другим пальцем…

Пальцы, видно, у него сильно горели.

Минут через двадцать он, однако, немного оправился, встал с лавки и стал ходить возле стола, опираясь рукой о край стола, сгибая ступни и колени, как расслабленные. Руки у него дрожали и подгибались.

Словно кости вышли у него из суставов.

— И за что?.. — сказал Петров.

Китаец поглядел на него и улыбнулся.

Только улыбка у него вышла, какая-то дрожащая…

Он весь вздрагивал от времени до времени нервной, мгновенной, пробегавшей по всему телу дрожью… И все тряс головой.

— Я знаю русски, — сказал он.

— Говоришь?

Он кивнул головой, остановился, опершись о стол обеими руками и заговорил, все продолжая вздрагивать и трясти головой:

— Я помог бежать одному большому русски капитан… За это мучили…

И облизнул языком губы; потом сплюнул — должно-быть, он ощутил на губах и во рту соленый вкус от крови.

Наконец он оправился совсем.

Потянулся, расправил руки и подошел к углу, где стояли ружья…