Если бы это оказалась не она, Михаил был бы крайне разочарован. Вряд ли он отдавал себе в том отчет, но разочарование постигло бы скорее мужчину, чем разведчика.

Поравнявшись с подъездом дома № 13, девушка свернула во двор. Это была она, Лора Шамбиж. «Кармен? — подумал Михаил. — Прозвище неудачно. Кармен — цыганка, а в этой нет ничего цыганского». И еще Михаил подумал, что вряд ли такая девушка способна стать участницей провокации. Какая именно «такая», в подробностях он еще не успел для себя уяснить.

Целый час Михаил разгуливал перед домом, прежде чем вновь увидел девушку. Вернее, сначала услышал ее шаги. Выйдя из подъезда, она безразлично скользнула по нему взглядом и торопливо направилась в сторону бульвара Сен-Мишель. Когда она свернула за угол, Михаил поравнялся с нею и, наклонившись, — она была чуть повыше его плеча — сказал:

— Мадемуазель Лора, я хотел бы с вами поговорить.

Она резко остановилась, и в ее взгляде, презрительном и колючем, Михаил мог прочитать все, что она о нем думает. Он почувствовал, как кровь хлынула в лицо, и смутился от этого еще больше. Злясь на себя, подумал: «Хорош чекист...» Злость, однако, помогла овладеть собою.

— Вы ошибаетесь, мадемуазель, я не искатель приключений. У меня к вам есть дело. Ведь вы Лора Шамбиж, дочь Эмиля Шамбижа, не так ли?

— Предположим, — надменно вскинув розоватое яблочко подбородка, отозвалась она. — Но я вас не знаю и не представляю, какие могут быть между мной и вами дела.

У нее был мягкий, мелодичный голос, и даже ледяная холодность речи не портила его.

Михаил понял: окольными расспросами ничего не добьешься — девушка просто не пожелает с ним говорить. Да еще, чего доброго, кликнет полицию, а у него — никаких документов.

— Я хочу поговорить с вами о письме, которое два месяца назад вы передали мсье Журавлеву.

Михаилу показалось, что она вздрогнула, так мгновенно изменилось ее лицо. Оно потеряло вдруг все живые краски, даже губы, яркие губы, и те побледнели. Глаза ее утеряли блеск, и в их застывшей черноте угадывался страх.

— Вы... вы из полиции?

Она опасалась полиции... Это убедило Михаила лучше всяких слов. Невозможно было столь натурально подделать испуг. Отсюда следовало, что письмо — не провокация, что Эмиль Шамбиж, в прошлом моряк 2-й Черноморской эскадры, а впоследствии инспектор криминальной полиции, был искренним другом Советского Союза.

В этот обеденный час тротуары Бульмиша, как фамильярно парижане именуют бульвар Сен-Мишель, запрудили прохожие. Казалось, весь Париж высыпал на улицы, чтобы погреться на скупом декабрьском солнце. Разговаривать в таком людном месте, да еще стоя на краю тротуара, Михаил посчитал неудобным. Бросил взгляд через улицу на решетку Люксембургского сада, предложил: