Бородач помрачнел. Честное слово доверия ему не внушало.

- Да ну, - сказал Силкин, - будешь тут разводить принципиальность! - Он подошел к бородачу, перекрестился и сказал, глядя прямо ему в глаза: - Вот тебе крест святой, разрази меня на этом месте: если добровольно приходят, то никого не стреляют!

- И пускают домой? - спросил бородач.

- Если бедный человек, пускают.

Бородач сидел на корточках и внимательно оглядывал нас одного за другим.

- А вы что же, - спросил Харбов, - полковника слушаетесь? (Бородач кивнул головой.) Зря. С него-то спросят, у него вина большая. Он, конечно, боится. А с вас спрашивать не будут - вы народ бедный, темный, вам зачем из-за него мучиться? Пошлите его к дьяволу и валите в Пудож: пришли, мол, простите, хотим жить по-людски.

Бородач, хмурясь, смотрел на Харбова. По-видимому, смысл того, что говорил Харбов, с трудом доходил до него. Он шевелил губами, как бы стараясь повторять за Харбовым слова.

- Побожись! - сказал он.

Харбов покраснел, бросил на нас смущенный взгляд, тоже перекрестился, как Силкин, и сказал:

- Вот тебе крест святой, пусть меня бог разразит на этом самом месте!

Бородач улыбнулся и почесал затылок.

- Как узнаешь… - проговорил он задумчиво. - Больно много обманывают.

В это время очнулся дядька. Он был в странном состоянии: то приходил в себя и будто все понимал, то опять впадал в забытье и бормотал несуразицу. Сейчас он поднялся, огляделся и, увидя бородача, оживился ужасно.

- От-откуда? - спросил он. - Из каких мест?

- Архангельской губернии, - сказал бородач.

- Так, так, - кивнул дядька. - Лошадь имел? (Бородач мотнул головой.) А корову?

- Была корова, - сказал бородач.

- Как же пахал? - спросил дядька.

- Давали лошадь, - хмуро ответил бородач.

- А что брали?