— Красота, но я всё — таки надену большие чуни, — для меня они будут, как мини — лавочка. И вообще, мало ли какой завтра приказ издаст хозяин. Сколько народу в камере будет? — спросил Беда.

— Что ты спрашиваешь, для тебя все подвинуться. В одной камере шесть, в другой четыре, — сказал Хохол.

— Слушай Сергей, а ты случаем не поддатый сегодня? — пристально посмотрел на Беду кум, — что — то глазки у тебя масляные и голос неровный.

— От большого счастья такие изменения. Не на пахоту заехал, а на отдых.

— Можно подумать, что ты за свой срок ударно работал? — иронически заметил кум, определив точно, что Беда был, выпивши, и раскручивать дальше его состояние не стал.

Беда зашёл в просторную камеру, где находилось шесть человек. Там сидел его земляк, по кличке Монах, и совсем молодые ребята.

Со скамейки все встали, когда зашёл Беда в камеру.

— Что притухли пацаны? — вместо приветствия сказал им Беда.

— Тебя за что закрыли? — посмотрев на большие тапочки Беды, спросил Монах.

— Перед свободой решили заняться моим воспитанием, — заплетающим голосом сказал Беда.

— Ты покурить с собой ничего не протаранил? — Уши опухли спасу нет, — сказал Монах.

— Будут вам сейчас все привилегии. Только меня не тревожить пока я сам не очухаюсь. Беда вытащил колбасу, спрятанную за поясом. Положив её на скамейку, сказал:

— Закуривайте, пока я добрый.

Колбасу мигом разорвали на части и съели. После чего Беда достал сигареты и отдал Монаху.

— Курите, остальные сигареты спрячь, чтобы не нашли?

Камера наполнилась табачным дымом. Довольных пацанов сигареты развеселили, и их потянуло на разговоры, которые убаюкали Беду. Он уснул сидя на лавке, облокотившись к стене. Проснулся перед отбоем, когда в камеру штрафники заносили топчаны.

Эту ночь он спал, как убитый. Утром, выходя на оправку Хохол, сказал Колчаку, что Зуб принёс сигареты, которые он до следующего дежурства оставил у себя.

На смену Хохлу пришёл Муркеша, это был противный и дотошный узбек сорока лет. При пересмене в камере он проверял все дырочки. В бетонном полу посередине камеры была такая дыра, куда прятали сигареты и чай. Эту дыру постоянно бетонировали, но она появлялась вновь. Туда со своей толстой рукой Муркеша далеко залезть не мог. Доступ полноценный в эту дырку возможен был только для худой и длинной руки. Приняв смену, Муркеша закрыл первую решётчатую дверь, оставив вторую распахнутой, чтобы табачный дым выветрился из камеры, а сам ушёл по своим делам на вахту. Монах достал спрятанный гвоздь с окна и передал его Волосу, — пацану сидевшему за взлом газетных киосков. Он за считанные секунды открыл замок, поднял кверху засов и отвёл его влево. Все оказались в просторном коридоре.