Для безумно влюбленного человека подобное решение казалось чересчур рассудочным, и исполнение его требовало некоторых усилий. Но Фэнфэн, несмотря на неистовую силу своей страсти, был не так наивен, чтобы жертвовать будущим ради настоящего.

Все же обстоятельства сложились так, что ему не удалось избежать выполнения одной, хоть и весьма приятной обязанности — освобождения дам в обмен на выкуп.

Требовалось обладать незаурядной дерзостью и ловкостью, чтобы играть двойную роль: перед лицом бандитов с одной стороны и пленниц — с другой. При этом требовалось быть абсолютно уверенным в своих людях, держать, если можно так выразиться, в руках нити, управлявшие сборищем мерзавцев, которые одним неосторожным словом, одним случайным жестом могли безвозвратно погубить его!

Быть одновременно Фэнфэном и виконтом де Монвилем, воплощать в одном лице главаря поджигателей и дворянина, ровно, без промахов идти по тернистому пути, где на каждом шагу подстерегали неожиданности, доставляло этому необыкновенному человеку особое удовольствие. Более того, новичок в преступном мире, исполненный коварства, дерзости, безумной отваги, удивительной осторожности, жестокости, наглости, подлости и низменных инстинктов, он, возможно, не лишен был и возвышенных идей, способных развиться в определенных условиях и под благотворным влиянием.

Фэнфэн, ни на минуту не усомнившись в своих достоинствах, без колебаний принялся осуществлять свой план. Чувствуя, что масштаб и характер обеих ролей ему по плечу, он оценивал себя со стороны, играл на контрастах, аплодировал сам себе и всякий раз был уверен, что, как говорят в народе, дело мастера боится.

Ко всему прочему в этом удивительном человеке, независимо от его истинного происхождения, особым образом сочетались благородство и низость, изумляя всех, кто близко знал его. Совершенство, с которым Фэнфэн играл двуликого персонажа, несомненно, шло от того, что он играл свое естество.

Виконт согласился помочь аббату, не было у него причин отказаться и от приглашения на ужин. Он остался, радуясь в глубине души, но продолжая во всем следовать задуманному плану — не слишком надоедать своим присутствием и изображать некую пугливую застенчивость, которая буквально очаровала графиню.

За столом виконта усадили между графиней и Валентиной, которую он так долго держал в своей власти в отвратительном убежище папаши Пиголе, но за все это время ни разу не видел, как ни велико было желание хоть одним глазом взглянуть на девушку.

Вынужденная отбросить ледяную холодность, Валентина стала немного общительней, но не могла избавиться от меланхолии, придававшей ее облику дополнительную привлекательность.