Оставались деньги. Каждому было выдано по шестьдесят шесть ливров, исключая Главаря, который не захотел ничего себе взять, считая, что такая мизерная сумма не заслуживает внимания.
Затем компания отужинала с большим аппетитом и утолила жажду из дорожных фляг. Те, кто любил приодеться, переоделись в ограбленную одежду и радостно сожгли свои зловонные лохмотья, кишевшие насекомыми.
Под конец Фэнфэн сделал подробные распоряжения, касавшиеся дальнейших действий банды. По его мнению, сделать это надо было немедленно, поскольку страшное происшествие в Мийуарде должно было наделать много шуму среди местных жителей.
И он не ошибался.
Поэтому было решено, что банда разделится на три группы. Первая, в которую войдет почти половина мнимых национальных гвардейцев, отправится в Тресонвильский лес. Вторая уйдет в Пюсенский лес, находящийся между Тебе-ле-Годеном и фермой Пуайи. Третья группа затеряется в бесконечных лесах Камбре, где ее никто не потревожит, поскольку в тех местах банда не появлялась уже давно.
Обсудив все меры предосторожности, Главарь назначил часовых на ночь. Люди улеглись вокруг костров, укутавшись в одеяла, и уснули крепким сном.
Все, кроме Фэнфэна, который, в бешенстве от того, что потерпел неудачу, не переставал злиться на Фуссе и с раздражением бормотал себе под нос:
— Этот старый осел Фуссе подох как собака, оставив нас с носом!
…Но на самом деле несчастный фермер не умер, невзирая на перенесенные страшные пытки и мучения — в человеческом организме порой таятся недюжинные жизненные силы.
Вопреки ожиданиям разбойников, вопреки очевидности, он пришел в себя, задыхаясь под тяжестью наброшенных на него тряпок. В очаге еще краснело несколько головешек, от которых исходил рассеянный свет, его было достаточно, чтобы разглядеть комнату.
Старик заметил, что перина, которой он был накрыт, медленно тлеет, но так как руки у него были связаны, то он вцепился в нее зубами и с трудом отполз от камина на середину комнаты, подтягивая перину за собой.
Он заметил, что огонь обуглил веревки, связывавшие его колени. Поскольку теперь его ноги освободились от пут, то он попытался подняться. Но все попытки заканчивались тяжелыми и болезненными падениями, тем более что руки его были крепко связаны за спиной!
Ко всему прочему кожа на подошвах ног была содрана, а из колотых ран сочилась кровь.
Страдалец пополз на коленях, взывая надтреснутым, тихим, как шепот, голосом:
— Бернар! Мой бедный мальчик! Бернар! Господин виконт! Мой господин!
Ответа не последовало.
— Неужели злодеи убили их? — прошептал старик.