Со всей мыслимой осторожностью, без всплеска мы опустили весла на воду — считается, что у тунца очень топкий слух. Как говорят рыбаки, к тунцу надо подкрадываться. Если мы нападем на косяк, то единственное, что сможет спугнуть удачу, — негодная снасть. Не выдержит леса — и бесценный, незаменимый тунцовый крючок пропадет вместе с рыбой.

У Хуана оставалось всего лишь три таких крючка.

Небольшую флотилию из семи баркасов возглавлял Знахарь. На голове у него была сеточка для волос, ватные наушники; на ногах — высокие сапоги; однако, зная, как настороженно рыбаки смотрят на все, что похоже на кожу, куртку свою из искусственной замши он оставил на берегу. Как мне потом рассказали, Знахарь вел лодку с закрытыми глазами, отыскивая тунца по запаху. Запаха же пойманной рыбы он, по его словам, не чувствовал.

Непонятно почему, но дурные приметы сбываются.

Так было и на этот раз. Барабульки, живущие вблизи берега в сточных водах и питающиеся дохлятиной, увязались за баркасами и скользили прямо по поверхности воды; большие чайки (в этих краях они редкие гости) с пронзительным криком свалились прямо с неба и закружились над нашими головами; на берегу, по обычаю, не должно было быть ни одной живой души, а тут появился всадник, судя по всему, гражданский гвардеец. Эта едва различимая фигура вызвала беспокойство. Конь в полиции полагался лишь офицеру, а что офицеру, в его чинах и с его властью, было делать в таком захолустье, как Фароль?

Знахарь поднял руку, и мы бросили весла. В воде ничего не было видно, кроме снующей барабульки, но Знахарь протрубил в раковину; звук ее был уныл и печален. Это был сигнал к началу лова. На дне каждого баркаса трехдюймовым слоем лежал песок; поверх него — три дюйма воды. Живцов — до этого их держали в холщовых мешках — пустили в воду; те, что были еще живы (их-то и насадят на крючок), тут же зарылись в песок, настороженно выставив крохотные головки.

А те, у которых не было сил зарыться в песок, оставались плавать в воде, пребывая в состоянии, близком к летаргическому сну, и мои друзья, побросав весла, принялись вычерпывать их пригоршнями и изо всех сил швырять в море. В полнейшей тишине мы услышали, как приманка шлепнулась в воду. Рыбаки стали насаживать на крючки живых пескороев, протыкая их с хвоста, а затем забросили лесу.

Рыба клюнула мгновенно, и на баркасе поднялся страшный крик. Тунец рвался на свободу, к жизни, яростно пытаясь уйти с крючка, и пока од не выбился из сил, удержать лесу было невозможно. Семьдесят пять толстых нейлоновых лес, намотанных на пробковые катушки, лежавшие у планшира, разматывались резкими рывками — по тридцать футов за доли секунды; поплавки прыгали и крутились в воздухе. Тунец — самая быстрая морская рыба; считается, что когда он, попавшись на крючок, пытается освободиться, то развивает скорость в сотни километров в час. Рыбаки даже не пытаются удержать его, а просто ждут, когда тот, ныряя на огромные глубины, не стукнется о дно. Мы закинули три лесы, и клюнуло три тунца.