Рыба ударилась о дно, и люди, с исказившимися лицами, стали выбирать снасть. Леса врезалась в ладони, сдирала старые ссадины; лилась кровь.

Тут же стали вытягивать рыбу и на других баркасах, и началась великая неразбериха: лодки поменьше мотались в разные стороны, кружась, как в водовороте; правильный полумесяц строя был нарушен. Тунец крутился, извивался, нырял под лодки, а, порастратив пыл, всплывал на поверхность и начинал ходить кругами. Поэтому лесы пересекались, путались, цеплялись за подводные камни. Теперь тунцов было видно — большие, скользкие, они казались на редкость неживыми, хотя сил у них еще хватало.

Наша лодка зашлась в каком-то сумасшедшем танце, и Симону, капитану баркаса, предстояло восстановить порядок, нарушенный в схватке с чудовищными рыбинами. Через определенные промежутки времени нужно было открывать затычку и напускать в баркас свежую воду, чтобы пескорои не подохли; затем затычку ставили на место, а воду отчерпывали. Дело это ответственное и требует сноровки. Но Пабло, на котором лежала эта обязанность, поймал рыбину и никак не мог ее вытянуть. Пабло и так-то был малодушен, а теперь чуть не плакал. Я вместе с ним выбирал лесу, и ладони мои кровоточили. «Слишком многим я рискую, — сказал Пабло. — Если наловлю рыбы — женюсь, если нет, то — сам понимаешь». Я забрал у него лесу, и он занялся наживкой. Мы втроем вытягивали рыбину, и лодка накренилась. Было видно, как тунец совершенно неподвижно стоит ярдах в тридцати: в синеве гасло его серебро. Мы были как воздушный змей, парящий в высоком небе. Ладони сильно кровоточили.

Рыба сдалась неожиданно — так останавливаются детские игрушки, когда у них кончается завод. Я втащил рыбину Пабло на борт, и Симон ударил ее в спину острогой, пробив толстую кожу, рывком поднял ее и оттащил к планширу, забрызгав нас с ног до головы черно-красной сукровицей, немного подержал на весу, а затем бросил на дно лодки. Там и валялась она — неживая, похожая на дешевую жестяную поделку, у которой сквозь олово проступает желтая медь; от края рта веером расходилось несколько глубоких ран — в этом месте рыбина зацепилась за крючок.

Слабея, она напоследок три-четыре раза конвульсивно схватила ртом воздух и затихла.

Тунцы попадались одни за другим; напускать свежую воду и вычерпывать старую уже не успевали, и из-за крови почти не было видно, но лов подходил к концу, и ничего нельзя было поделать — рыбаки утверждали, что кровь отпугнет рыбу. Наживку искали на ощупь, хватали, что под, руку попадется.

Беспорядок и ругань усиливались: сломалось весло, безнадежно запутавшуюся драгоценную лесу пришлось обрезать, Симон до. кости поранил палец, а еще один человек сломал себе ребро.