Капитан явился к фарольскому алькальду и дал ему шесть месяцев на то, чтобы выяснить, что случилось с тем человеком — в противном случае алькальд будет отстранен от должности. Он не скрывал, что Фароль пришелся ему не по душе. Напоследок он сходил на берег и проверил названия рыбацких лодок; большинство названии показалось ему омерзительным, и он остался недоволен. Особенно не понравилась ему «Афродита» (языческое имя), озадачили «La Dudosa» — «Сомневающаяся девушка» (в чем сомневающаяся?) «La grande Liebre» — «Великий заяц» (это что, утка?) и «Inteligencia» — «Ум» (вера — вот что нам надо от испанцев, а не ум). Он вызвал владельцев этих лодок и приказал замазать старые названия и дать новые, в честь святых. Рыбака, назвавшего свою лодку «Великим зайцем», капитан допрашивал с полчаса, выпытывая, не было ли у того каких-нибудь тайных умыслов, но ничего не добился и пришел к выводу, что тот ненормальный. Под конец капитан проверил регистрационные номера лодок. Нечетные номера считались счастливыми, а четные — несчастливыми; регистрационные номера, в которых троек и семерок оказалось больше, чем полагается, были переписаны в книжечку для доклада в управлении морской полиции — там их поменяют, чтобы отучить рыбаков от суеверий.

Полицейский капитан наконец ускакал на своем красавце коне; и Фароль зажил относительно спокойной жизнью до следующего визита. Как только капитан скрылся из виду, Знахарь вылез из пещеры, куда фарольцы спрятали своего жреца; его поджидала лодка, готовая доставить его в следующий порт назначения.

Мне рассказали, что рыбак, рискнувший назвать свою лодку «Великим зайцем», лишь чудом избежал крупных неприятностей, исключительно потому, что капитан не знал опасной шутки, о которой напоминало это название. Лозунгом националистов было «Еsрапа-una, grande, libre» («Испания — единая, великая, свободная»), и пленных республиканцев, согнанных в конце войны в лагеря, заставляли без конца это скандировать, иногда они занимались этим часами без перерыва, и, чтобы как-то скрасить однообразие процедуры, они заменяли «libre» на «liebre», так что выходило: «Испания — великий заяц», что звучало лукавой насмешкой[49] — в здешних краях заяц считался самым мерзким животным.

Помня о предупреждении капитана, я выправил себе разрешение на рыбную ловлю с использованием гребных судов, за исключением крупномерных, подлежащих регистрации, но продолжал, как и раньше, рыбачить с Себастьяном или Хуаном — их лодки не попадали в запретную категорию. Я тоже начал учиться очень трудному и кропотливому делу — искусству ловли на удочку, но особых успехов не достиг.