За три дня до праздника в Кошачьей деревне появились пришельцы, приглашенные доном Альберто.

Прямо на берегу они стали разбивать огромный шатер. Это и был обещанный цирк, а по сути дела, бродячий театрик — они все еще сохранились в тех местах, куда не дошло кино. Зрелище это жалкое и убогое: бездарные и старые артисты, жизнь которых клонится к закату, грошовые сборы.

У входа висела кричащая афиша, на которой были изображены чудовища и черти, тигры-людоеды, человек на воздушном шаре. Под афишей шла подпись:

«Дворец иллюзий. Захватывающий парад потрясающего великолепия». Весь долгий летний день из шатра доносилась нежная, грустная, ненавязчивая музыка дальнего юга, а перед входом уныло слонялись пожилые, почерневшие от старости и жаркого солнца циркачки в войлочных шлепанцах и ужасающе безвкусных кимоно и купальниках. На кассе, окрашенной в кроваво-красный цвет и оклеенной со всех сторон афишами представлений, данных в незапамятные времена и больших городах, висело объявление, взывавшее:

«Спешите! Не откладывайте ни на минуту. Представление начинается. В продаже осталось мало-билетов!»

По в театрик никто не пошел.

Не было в Фароле такого, кто мог бы позволить себе выбросить четыре песеты на подобное представление. К тому же они прознали, что циркачи были цыганами, а рыбаки не любили мошенников-цыган и лее с ними связанное. Эта нелюбовь была необъяснима и отражала лишь национальный предрассудок — вряд ли кто из общины даже разговаривал с цыганом, но при всем при том эта неприязнь глубоко засела в их сознании. Когда Кармела хватала кошку за хвост, крутила ее над головой и швыряла в окно или, шипя, бросала в огонь мышь, то всегда с омерзением восклицала: «Цыганское отродье!»

Я попросил ее и Бабку перечислить, что им не нравится в цыганах, и они назвали следующее:

1) они мошенники, и не знаешь, чего от них ждать;

2) они крикливо одеваются и любят хвастать;

3) они любят жить в пещерах (это правда);

4) цыган не работает, а ищет девицу, которая спит с другими за деньги. Такая девица кормит его, а он всю жизнь дрыхнет или играет на гитаре.

Получив ответы на эти вопросы, я выяснил, что жители Кошачьей деревни с презрением относятся ко многому из того, что иностранцами рассматривается как типично испанское, например к танцам фламенко.

Мы с Хуаном и Себастьяном сидели в кабачке, когда туда вошел юноша из театрика, достал гитару и затянул мелодию фламенко. Это раздражало моих друзей, и минуты через две Хуан вполголоса выругался:

«Черт бы его побрал, сукина сына!»

Цыган его услышал, встал и направился к выходу.