От первоначальной развлекательной программы остался лишь оркестр; в назначенное время утром двадцать шестого числа на автобусе прибыли музыканты; на них были сероватые, некогда красные форменные рубашки, фуражки с кантом; в руках они несли свои корнеты, тромбоны, трубу и огромный барабан.

Первым делом — к празднику это не имело никакого отношения — они должны были приветствовать молодого Пуига де Монта; ожидалось, что он прибудет в этот самый день и официально вступит во владение семейной собственностью. По настоянию дона Альберто был проделан титанический труд: ужасающую сортовскую дорогу более или менее расчистили, самые зверские колдобины засыпали, так что опытный шофер мог, пожалуй, довести автомобиль до деревни.

Ремонт старого дома закончился лишь несколько часов назад: Себастьян со своей бригадой работал всю ночь при свете фонарей. Прямо на улице устроили пир — перед воротами особняка установили на козлах стол; алькальд, а за ним толстозадые старики, построившись по ранжиру, ожидали появления автомобиля; оркестр приготовился грянуть по первому сигналу.

Через минуту по толпе пробежала волна оживления — из-за угла вывернул сверкающий «мерседес» с опущенным верхом и двумя торчащими выхлопными трубами. Он остановился, и из него вышел дои Федерико Пуиг де Монт. Он стряхнул пыль с серого фланелевого костюма, пожал всем руки и прошел к столу. Оркестр грянул «Вот грядет герой с победой».

Фотограф, приглашенный из ближайшего города, приладил к аппарату какую-то новинку — нечто вроде птичьей кормушки, насыпал туда магния — произошла «вспышка», женщины в задних рядах восхищенно защебетали, и на них зашикали.

Оркестр отбарабанил «Встречный марш» и грянул «Триумфальный марш» из «Аиды»: великий человек сел за стол, и деревенские вельможи в черных шляпах — своих собственных или одолженных — заняли положенные места. Нескольким женщинам, пользующимся в деревне влиянием, разрешили присутствовать при церемонии, и они незаметно стали у стола; в конце улицы замерли два гражданских гвардейца с ружьями через плечо, в белых платках, ниспадающих со шляп на шею — выглядели они странно, платки придавали им сходство со сфинксам.

На стол подали огромное блюдо с козлятиной, засыпанной горкой мокрого риса, и между соседями Дона Федерико началась борьба за право положить ему кушанье на тарелку — рис так и летел во все стороны. Я сидел напротив почетного гостя — по сторонам от него находилась деревенская знать — и вдруг я внезапно увидел, что, за исключением дона Федерико, все эти люди — на одно лицо. Дон Альберто мог запросто сойти за брата-близнеца неграмотного алькальда, и даже толстозадые люди с невероятно длинными ногтями и несколькими подбородками казались членами одной и той же преуспевающей семьи. Далее, размышляя об этом, я подумал, что дои Альберто и священник дон Игнасио практически неразличимы по физическим признакам — продукт одних и тех же суровых условий, их подавляющих, и так был силен этот расовый признак, что проходил он через все классы, и если бы кто, не зная их всех, увидел, что бедный сортовский погонщик мулов разъезжает по окрестности на мотоцикле дона Альберто, а дон Альберто нахлестывает мула, гоня его к таверне, где тот аккуратно опорожнится, заработав хозяину стакан вина, — то нисколько бы не удивился.