Глава 13
Глава 13
Как и в прошлом году, я поселился у Бабки. Здесь почти ничего не изменилось. В деревне было поразительно мало зелени, но у Хуана, жившего по соседству, в саду росла смоковница, и ее молодые побеги тянули ко мне через забор свои пушистые пахучие руки.
Морские камешки, выброшенные на берег зимними штормами, переливались на солнце всеми цветами радуги. Весенняя путина кончилась, в море вышли на двух уцелевших баркасах, и улов был небогат. Хуан ставил переметы. В свое гнездо на старом дереве у околицы вернулся дятел; деревенские подкармливали птицу и вылупившихся птенцов личинками; чтобы в гнездо не лазили кошки, дерево обнесли изгородью, на которую пошли остатки бабкиной колючей проволоки, а от коршуна птенцов защищала сеть, накинутая на ветки. Моей кошке каким-то образом удалось пережить зиму, и она по-прежнему обитала в сарае; на меня она посмотрела как на чужого, даже с некоторой враждебностью. Пытаясь восстановить с ней дружеские отношения, я по совету Бабки налил ей стакан молока, но не больше: чтоб не избаловалась. Она тут же побежала за мною в дом, но Кармела перехватила ее и вышвырнула на улицу. Кармела яростно скребла пол, поливая его для дезинфекции какой-то гадостью.
Бабку угнетали семейные неурядицы: она поведала мне, что Себастьян отказался заводить в этом году ребенка, что ее старшая Мария со своим муженьком совсем ее забыли и слушать не хотят — вот благодарность за все добро, что она им сделала.
Сардины в этом году не ждали, она явилась как дар судьбы. У рыбаков завелись деньжата, но их хватит ненадолго. Обнищавшие сортовские огородники за полцены продавали молодую фасоль, и, пока были деньги, рыбаки брали ее. По дешевке шло и сортовское вино, все такое же кислое; кабачок опять открылся, и в редкий вечер собиралось под русалкой меньше полудюжины рыбаков, ведущих беседу на гомеровский лад. Симон в сотый раз живописал свои злоключения до время шторма 1922 года. Дурачок, прислуживающий в кабачке, хихикал, рассматривая картинки и журнале, а алькальд, бывший когда-то первым учеником но математике, решал в уме проблему вечного движения. Мария-Козочка все так же потихоньку занималась любовью, у нее завелось не меньше дюжины поклонников, и чуть ли не каждый подарил ей зонтик; отравляясь пасти коз, Мария выбирала зонтик покрасивей, и стоило какой-нибудь козе отстать от стадии как она тут же получала укол в филейные части.
Док Игнасио выполнил-таки свою угрозу, открыл музей в большой комнате своего мрачного дома; для смотра были выставлены археологические трофеи: ржавые гвозди эпохи Римской империи, черепки, осколки и знаменитая чернильница. Народ повалил валом; дон Игнасио изумился и поначалу обрадовался, но вскоре заметил, что посетители разглядывают не древности, а каменные плиты, которыми был вымощен пол. Оказалось, что в деревне существует легенда: будто бы в конце прошлого века здесь жил священник; он был страшный прелюбодей, мужей своих любовниц он отравлял, а трупы опускал в подпол через люк.