Возлюбленный Са Кордовесы щеголял в адмиральском мундире, увешенном орденами. Раз в две недели, когда его судно заходило сюда по пути из Виго, он навещал ее и объявлял, что свадьба опять откладывается. Однажды после обеда он вздремнул, и она решила пошарить у него в карманах. Тут-то и вскрылась вся правда: она нашла не только документы, но и от другой туберкулезницы, проходящей аналогичный курс лечения, в котором та с гордостью сообщала, что весит уже 196 фунтов. Са Кордовесе стало ясно, что Адмирал — никакой не адмирал, а просто любитель толстеньких девочек, которых у него много.

Она не стала беспокоить ни его, ни старуху, и потихоньку вышла из дома, предварительно очистив бумажник коварного мореплавателя — денег едва хватило на пару туфель и билет до Фароля.

Возник вопрос: что делать с Са Кордовесой? Раньше в Фароле ей жилось прекрасно — все ее обожали, а многие и любили. Теперь же ее место в общине заняла Мария-Козочка, которая с успехом справлялась с возложенными на нее почетными обязанностями. Впрочем, сказал Себастьян, женщины уж как-нибудь разобрались бы друг с другом, но все дело в том, что мало кто из рыбаков разделял страсть Адмирала к толстым женщинам. Правильнее было бы сказать, что в Фароле таких любителей вообще не было.

Бабка пригласила меня к себе обсудить медицинский аспект этой проблемы. На две деревни был одни врач — живой и веселый человечек ростом четыре фута десять дюймов. Его прозвали доктором Обольститом — ходил беспочвенный слух, будто бы он, вынимая занозу из ноги у жены одного рыбака — женщины рослой и статной, — вспрыснул ей эфира и, воспользовавшись беспомощным состоянием пациентки, овладел ею. Образования он не имел; во врачи его произвели прямо из санитаров, что было обычным явлением в стране, испытывающей нехватку медиков. По всяким причинам ему не доверяли и по мелким медицинским вопросам частенько обращались ко всем приезжим, вроде меня.

Консультацию я давал на бабкиной кухне в присутствии Са Кордовесы. Бабка попросила ее принести две банки покупного маринованного лука и только что закончила дегустацию — продукт ей явно не поправился. Пациентку не без труда усадили на стул — в Фароле обожали маленькие стульчики высотой не более девяти дюймов; они больше подходили карликам, чем людям нормального телосложения.

Са Кордовеса производила приятное впечатление — она ни на что не жаловалась, весело шутила, была, как всегда, очаровательна. Полнота ее была неравномерной — что-то заплыло жиром, а кое-что осталось без изменения. Грудь вздымалась горой, алые губки едва виднелись среди пышных щек, ставших похожими на взбитые подушки, огромный живот покоился на широко расставленных коленях, а вот ушки, словно вылепленные из гипса, были по-прежнему изящны, стройные лодыжки — все так же тонки, а маленькие ножки, втиснутые в новенькие нарядные туфельки, сохранили свою трогательную прелесть. Тонкая андалузская кость угадывалась под оплывшим лицом, на котором зияли добродушные черные глаза. Ей не терпелось поведать о своих злоключениях; она подсмеивалась над своей доверчивостью, представляла в лицах Адмирала, врача, старуху, и голос ее то убегал вверх, то понижался; ему аккомпанировал тихий рокочущий бас Бабки, дававшей советы и утешения.