Муга же повысил плату до пятнадцати, чем вызвал скептические насмешки местных жителей.

Муга нанес визит дону Игнасио; ему предложили сесть, и он, кое-как разместившись на стульчике, что с его брюхом было не так-то легко, поделился со священником своими планами развития деревни, сулившими в случае их реализации всеобщее процветание.

Он много говорил о неукоснительном исполнении всех предписаний церковных властей; кое-какие его замечания дон Игнасио нашел забавными и все, что запомнил, пересказал мне.

Перед тем как Муга побывал в лавке и представил хозяину список товаров, которые необходимо закупить, если местные торговцы что-то хотят заработать на туристах, побывал он у алькальда, переговорив с ним о низком качестве подаваемого в кабачке вина. А к дону Игнасио он пришел, чтобы обратить внимание на беспорядок, царивший в местной церкви.

— Кто ходит к. мессе? — спросил он. — Лавочники, секретарь, гражданские гвардейцы?

— В общем-то, больше никто, — сказал дон Игнасио. — Воспитание религиозных чувств — дело нелегкое.

— Я заметил, что в прошлое воскресение мессу вообще не служили. Мне на это, конечно, плевать, но у меня отель, и по закону я должен для удобства клиентов вывесить расписание церковных служб.

— Назначьте удобное для вас время, — сказал дон Игнасио. — Восемь часов утра по воскресеньям вас устроит?

— Что же делать, раз так положено?

— Можете вывешивать расписание, — сказал дон Игнасио. — Я буду служить мессу в назначенное время.

— Так что придется забыть об археологических изысканиях в Ампуриасе, — сказал он, — в будние дни до раскопок не добраться.

Глава 20

Глава 20

В конце мая в отель «Морские ветры» пожаловали первые гости: лихо подкатила «изотта-фраскини», ливрейный шофер открыл дверцу, и деревенские окончательно и бесповоротно убедились в том, что все нездешние — люди, мягко говоря, ненормальные. Кроме шофера, в Фароль прибыли чистокровная маркиза сорока шести лет от роду, имевшая огромные поместья на благодатном юге, и двадцатитрехлетний тореадор, выступающий в захолустных городках, вроде Мединыдель-Кампо, где самые дорогие билеты на корриду стоят восемнадцать песет. Тореадор был значительно мельче маркизы, любил ходить пешком и, кроме этого, знать ничего не хотел; на прогулки он, к изумлению деревенских, выходил с железной тростью, которую держал в вытянутой руке, развивая таким образом мускулатуру и набираясь сил, необходимых ему для успешных выступлений. Когда он уставал, маркиза сажала его себе на плечи, и они шли дальше; когда же и маркиза уставала, его нес шофер. Маркиза, как и многие другие сильные мира сего, мало беспокоилась о том, что думают о ней окружающие, — она, например, могла часами болтать с горничной, посвящая ее в самые сокровенные подробности своей интимной жизни, и та терпеливо слушала. Недавно она предстала перед мадридским судом по обвинению в «публичном скандале». Дело в том, объяснила маркиза горничной, что она без ума от футболистов и как-то зазвала к себе трех форвардов и двух полукрайних мадридского «Реала»; они уж совсем было разделись, как вдруг нагрянула полиция. На суд она явилась в трауре и нацепила медали покойного мужа, павшего боях за дело националистов. Ей присудили штраф пять песет. Она высказала горничной все, что думает о двух своих косметологах, сделавших операцию так, что у нее теперь не закрывается рот. В путешествия она всегда брала черные простыни, которые самолично обшила тончайшим кружевом.