Я вздрогнул. Неужели эту несчастную старуху, вечно сидевшую в своем углу, склонившись над граммофоном, звали Глория? Дон Альберто всегда называл ее la vieja[55], даже когда говорил по-английски.

— Сколько ей было лет? — спросил я.

— Лет 80–85, — ответил дон Игнасио.

Допив пало, она решила расплатиться. Денег у нее не было, и она предложила трактирщику кольцо с рубином. Кто-то сбегал за алькальдом. Тот явился в кабачок и представился даме. Говорят, он встал на одно колено, но дон Игнасио этому не верил. Алькальд пригласил ее к себе, и она с достоинством раскланялась с козами. После этого она пошла по деревне, собирая в садах цветы. За ней на почтительном расстоянии бежала ватага ребятишек.

Когда дон Альберто вернулся, она ждала его с охапкой роз. «Альберто, — сказала она, — мне надоело здесь. Я решила переехать в Мадрид. Отвезите меня».

— Конечно же, дорогая, — сказал он ей. — Но что мы там будем делать?

— Я — умру, — ответила она. — Что вам там делать — решайте сами.

— Я поехал с ними на вокзал, — сказал дон Игнасио. — На ней была шляпка с пером — у вас такие носили при королеве Виктории. Перед самым отправлением она всучила мне какой-то сверток. «Это вам, — сказала она, — на ремонт храма». Там были ассигнации Российской империи. В 1916 на эти тысячи рублей можно было построить два таких храма, как наш.

В молодости она была красива и умна: так по крайней мере говорят. Я сам видел ее портрет в Мадридской галерее. Говорят даже, что у нее был короткий роман с покойным королем. Sic transit gloria mundi[56], — сказал дон Игнасио.

Не думаю, чтобы он решил скаламбурить.

Глава 31

Глава 31

От скуки я занялся рыбной ловлей, но рыбалка была уже не та, что раньше; уловы стали меньше, многие рыбы ушли, цены упали. Изредка в море выходили баркасы, но это была лишь видимость дела — поймать ничего не удавалось; впрочем, теперь для рыбаков это было не главное — артельный труд не давал им забыть свое призвание и потерять смысл жизни, ведь фанатиков, живущих рыбной ловлей, остались считанные единицы. Такие работали в одиночку или на пару. Среди тех, кто не забросил свое ремесло, были мой сосед Хуан и Пухольс, пожиратель крабов. Это были искусные рыбаки. Они жить не могли без моря, и море не только кормило, по и манило их. Однообразие им приедалось, и они, оставив дома постылые сети и переметы, ловили на донку или на свет — браконьерский способ, когда рыбу, идущую на свет фонаря, бьют острогой. Иногда я отправлялся с ними, кое-чему научился, ничего не поймал, но разделял их восторг.