– Де Гранден, – сказал я ему, – вы растрачиваете свои таланты не на той работе. Вы должны были работать на Уолл-стрит.

– Eh bien, – он самоуверенно расправил кончики своих пшеничных усиков. – Полагаю, мне и так очень хорошо. Когда я в следующем месяце вернусь в la belle France[190], я возьму с собой пятьдесят тысяч долларов – более миллиона франков, – в результате моей работы здесь. А эта сумма серьезная, друг мой. И что для меня более ценно, я заберу с собой благодарности многих ваших соотечественников, чье бремя я смог облегчить. Mordieu, да, эта поездка мне очень понравилась, старина.

– И… – начал было я.

– И завтра мы посетим этот дом сирот, где господин Джервэйз нянчится со своей совершенно необъяснимой тайной. Parbleu, эта тайна объяснится, или Жюль де Гранден обеднеет на семь тысяч франков!

– Все меры приняты, – признался он, когда на следующее утро мы выехали в Спрингвилл. – Мы ни в коем случае не должны объявлять себя следователями, друг мой; а какая самая надежная маскировка, как не мы сами? Мы разве не врачи? Конечно. Очень хорошо. Как медики мы появляемся в приюте, и в качестве врачей приступаем к осмотру всех маленьких детей – по отдельности и вместе, – для реакции Шика на иммунитет против дифтерии! Именно так.

– А потом?.. – начал было я, но он остановил мой вопрос быстрым жестом и улыбкой. – А потом, друг мой, мы будем действовать по обстоятельствам, а если не будет никаких обстоятельств, то мы их создадим! Allons, многое предстоит сделать, прежде чем мы получим чек мсье Ричардса.

Какова бы ни была темная тайна, нависшая над сиротским приютом Спрингвилла, ничего, казалось, не указывало на ее очевидность, когда мы с де Гранденом проехали через внушительные каменные ворота на огромную территорию. Широкие, хорошо ухоженные газоны, там и тут уснащенные клумбами ярких цветов; чистые, со вкусом обставленные строения из красного кирпича в георгианском стиле; общий воздух процветания, счастья и мира приветствовал нас, когда мы остановили автомобиль перед главным зданием приюта. Внутри в часовне находились молодые люди, и их ясные юные голоса были весенними и чистыми, как пение птичек, под аккомпанемент полнозвучного органа:

Мы на цыпочках вошли в просторную комнату для собраний, тускло освещенную через высокие витражные окна, и подождали в задней части зала, пока не завершились утренние молитвы. Де Гранден быстро бросил направо и налево свой исследовательский взгляд, осмотрев ряды аккуратно одетых малышей на скамейках, привлекательных молодых нянек и нежную седовласую даму с внешностью матроны, которая восседала у органа.