– Ах, мсье, – в голосе де Грандена слышались грубые нотки, когда он смотрел прямо в глаза суперинтенданту, – вы, должно быть, ищете что-то? Да?
– М-м… да, – мягко кашлянул Джервэйз, опустив глаза под пылающим взглядом француза. – Э-э-э… видите ли, сегодня утром я оставил свой карандаш здесь, и я подумал, что вы не будете против, если я приду за ним. Я просто собирался постучать, когда…
– Когда я избавил вас от этого труда,
Он сунул инструменты в руки удивленного суперинтенданта, затем повернулся ко мне. Блеск его голубых глазок и яркий цвет обычно бледных щек показывали его едва сдерживаемую ярость.
– Троубридж,
После этого я оставался на страже перед кабинетом, а дети друг за другом заходили, недолго разговаривали с де Гранденом и выходили.
– Ну как, обнаружили что-нибудь? – спросил я, когда экзамен, наконец, закончился.
Де Гранден задумчиво пригладил свои усики.
– Гм. И да, и нет. С детьми нежного возраста, как вы знаете, демаркационная линия между воспоминанием и воображением не слишком четко нарисована. Старшие не могли мне ничего сказать; младшие рассказывают историю о «белой даме», – и если она ночью посещала приют, кто-то исчезал. Но что это значит? Кто-то из прислуги делал ночной обход? Может быть, занавеска на окне колыхалась от ночного ветерка? Возможно, основанием служило детское воображение, подхваченное и преувеличенное другими малышами. Я боюсь, что пока мы мало что можем сделать. Между тем, – оживился он, – думаю, что слышу звук гонга на обед.
Обед прошел в молчании. Суперинтендант Джервэйз казался смущенным под саркастическим взглядом де Грандена; остальная прислуга, делившая с нами стол, восприняла сигнал от своего начальника, и разговор едва клеился – до того, как было подано второе. Тем не менее, де Гранден, казалось, наслаждался всем, что было перед ним, и предпринимал напряженные усилия, чтобы развлечь миссис Мартину, сидевшую напротив справа от него.