Я с удивлением выслушал его тираду, но одно из его заявлений отдалось созвучным аккордом в моей памяти.
– Вы говорили о «письменах» на ее руке, де Гранден, – вмешался я. – Когда она описывала их, я подумал, что вы, похоже, нащупали какую-то связь между этим неполным словом и ее симптомами. «Дакбу» – это полное слово или только его начало?
– «Драку», – коротко поправил он. – Да, друг мой, это слово. Это по-румынски – дьявол, или, вернее, демон. Вы начинаете видеть связь?
– Нет, висеть мне на суку, если вижу, – ответил я.
– Вот и я так же, – лаконично ответил он и впал в капризное молчание, из которого все мои потуги продолжить разговор не смогли его вывести.
Погруженная в принудительный сон по назначению де Грандена, Джули Лаудон провела ночь достаточно комфортно и казалась ярче и счастливее, когда мы позвали ее на собеседование на следующее утро.
– Мадемуазель, – объявил де Гранден после того, как обычные медицинские процедуры с температурой и пульсом были завершены, – прекрасный день. Я предписываю вам проехаться сегодня утром; действительно, я настоятельно призываю вас немедленно сопровождать нас с доктором Троубриджем. У него есть ряд вызовов, а я буду наблюдать, какое влияние оказывает на вас свежий воздух. Смею сказать, что в последнее время у вас его было мало.
– Это так, – признала девушка. – Понимаете, с того времени, когда я бродила во сне, я боялась идти куда угодно, и я даже уклонилась от встречи с отцом Робе… лейтенанта Праудфита. Я боялась смутить их одним из моих приступов. Но будет хорошо проехаться вместе с вами и доктором Троубриджем, я знаю, – она задумчиво улыбнулась ему.
– Несомненно, – согласился он, подкручивая кончики своих пшеничных усиков. – Не бойтесь, дорогая леди, – я буду смотреть, чтобы ничто не причинило вам никакого вреда. Поспешим, пора.
Мисс Лаудон повернулась, чтобы подняться по лестнице, желая свободной и возвращающей здоровье животворной прогулки, и де Гранден с недоумением повернулся к нам с капитаном Лаудоном.
– Дело вашей дочери намного проще, чем я предполагал, мсье
Бешеное столпотворение какофонических диссонансов, словно игра полдюжины джазовых групп, внезапно сошедших с ума, прервало его речь. Грохот жестяных банок, бряцание колокольчиков, вопли измученных скрипок и неслаженные взвизги духовых инструментов – все, казалось, смешалось с раскатами дикого хохота, когда странная фигура появилась на повороте лестницы и наполовину прыгнула, наполовину упала в зал.