Жюль де Гранден внимательно рассмотрел метки на нежной плоти девушки; его губы искривились в беззвучном свисте под навощенными усиками; круглые голубые глазки вспыхивали пламенем.

– Клянусь старым и весьма безнравственным тараканом, это отвратительно! – взорвался он. – И где живет эта медиум?

– Ее называют Лейла-Провидица, – с дрожью ответила девушка. – Ее студия находится на Текумсе-стрит, она…

– Très bien, – прервал ее де Гранден, – вы придете к ней и скажете…

– Я не могу… я не могу! – с ужасом и отвращением завопила она.

– И все же, мадемуазель, – невозмутимо продолжал де Гранден, – вы придете к ней завтра и скажете, что решили нанять замену, чтобы подвергнуть ее испытанию вместо вас. Parbleu, вы придете! – настаивал он, невзирая на ее отчаянные жесты. – Завтра вы нанесете ей визит, а мы с доктором Троубриджем пойдем с вами. Мы будем изображать вновь приобретенных друзей, которые согласились финансировать ваше спасение. Вам не причинят вред, поскольку мы будем с вами. Тем временем, – он проконсультировался с крошечными золотыми часиками у себя на запястье, – становится поздно. Поедемте. Мы с доктором Троубриджем доставим вас в дом мсье Хопфера до дверей.

– Но, – возразила она, воспользовавшись, как тонущий веревкой, рукавом его жакета, – но, mein Herr, как же Дьявол? Я боюсь… А вдруг он…

Сеть крошечных морщинок показалась в уголках глазок де Грандена. Из кармана сюртука он с нежностью достал длинноствольный французский армейский пистолет с полной обоймой патронов.

– Мадемуазель, – уверил он, – если мсье Дьявол появится перед нами, у нас хватит огня, чтобы бороться с ним. Allons, давайте-ка отправимся!

– И что за идея впутаться в эту ерунду? – спросил я с прохладцей, когда мы возвращались от дома хозяина фрейлейн Мюллер. – Это похоже на обычный случай истерии, который надо лечить. Что вы хотите…

– Вот как? – саркастически ответил он. – А метки на плоти мадемуазель Мюллер – это, видимо, тоже знаки истерии?

– Ладно… – помедлил я. – Я не могу их объяснить, но…

– Как вы похожи на других добрых душ, не видящих дальше собственного носа и пытающихся объяснить только внешние признаки, – прервал он меня с усмешкой. – Non, non, Троубридж, друг мой, боюсь, что вы не узнаете бобы, даже когда мешок открыт. Смотрите, mon ami, думайте и размышляйте над тем, что случилось этим вечером. Припомните детали истории этой молодой особы, пожалуйста.