– Наблюдайте за ним, друзья мои, – сказал он, протягивая руку, чтобы взять кусочек льда, который я вынул из холодильника по его молчаливой команде, а затем разорвал воротник связанного человека.
Завороженные, мы смотрели на сцену перед нами. Де Гранден казался диким и непримиримым, как аллегорическая фигура Немезиды в классической греческой пьесе. Перед ним, дрожа, как будто от холода, несмотря на летнюю ночь, сидел побледневший связанный заключенный. Он был малорослым человеком, чуть ли не мальчиком по виду; его мелкие, правильные черты и тонко смоделированные миниатюрные руки и ноги придавали ему почти женственный облик. Его ужас был настолько очевиден, что меня почти тронул, но француз был беспощаден.
– Говорите, похититель детей, или расплачивайтесь! – резко воскликнул он, приблизив раскаленную кочергу на полдюйма к дрожащей шеи заключенного; затем выхватил кусочек льда и засунул его под одежду к сухой белой коже.
Изо рта пленника вырвался крик безнадежной тоски и боли. Он извивался и корчился в своих путах, как раненая змея в пламени, вонзая ногти в подлокотники, кусая губы, пока кровавая пена не выступила из рта.
–
– Отвечай, злодей! – велел де Гранден, приставив лед к шее заключенного. – Отвечай, или,
Связанный человек снова извивался и испускал кровавыми губами неистовые хриплые звуки испуга и боли.
–
Бросив кочергу в огонь снова, он разорвал грязную белую рубашку заключенного и обнажил его грудь.
–
– Боже мой! – воскликнул я с изумлением.
– Гсподь мой… женщина! – выдохнул сержант.
–
– Быстрей, друг мой Троубридж, – резко велел де Гранден. – Пожалуйста, немного воды. Она без сознания.