Светлый фон

Бордухаров молча соглашался, потом сказал:

— Признаться, я никогда не верил в наше единство. Кое-чего мы достигли. Но это оказалось на поверке шито белыми нитками. Каждый тянул в свою сторону. Нас погубит вождизм. Коли Мелетин метит в фюреры, то какое там наступление...

Косьмин крепко стискивал зубы и тряс головой.

— Вы тоже хороши. Не верили... Потому и разваливаемся, что каждый в душе не верил. А верить надо. Без веры в свои силы мы ничего не сделаем. Тут нам следует поучиться у большевиков. Да-да. Не глядите на меня так. Именно у большевиков. Не побоюсь так сказать принародно.

 

Ночным поездом, с головной болью, Косьмин выехал в Дайрен на встречу с Семеновым. Он надеялся еще спасти положение и вооружить разбежавшихся волонтеров, выпускников юнкерских училищ и школ в Ханьдаохэцзы и в Харбине.

Лежа на полке под байковым одеялом, пахнувшим лекарством, Косьмин продолжал возмущаться и слать проклятия на головы отступников. «Ну Мелетин — ладно. Союз у них серьезный, а Гантимуров... Гантимуров... Он-то чего... со своими сопливыми мушкетерами... Ему-то чего надо? Уж сопел бы в тряпочку, коль приняли как равного... Ах ты боже мой...»

Проводник разносил горячий крепкий чай и ментоловые сигареты.

За Сунгари-2 поезд остановился, послышались невдалеке выстрелы, топот но крыше вагонов. Через четверть часа Косьмин выглянул в коридор. Увидел проводника.

— Что случилось?

— Хунхузы, — ответил тот.

 

Косьмин выехал к Семенову, который гостил в полусотне верст от Дайрена на даче, принадлежащей начальнику войск гарнизона полковнику Исида. Несколько раз их автомобиль останавливали секретные посты, проверяли документы, сличали лица с фотографиями, задавали разные, на первый взгляд безобидные, вопросы. Адъютант полковника Исида, молодой офицер в штатском, всю дорогу молчал, автомобиль вел осторожно.

13 сентября Семенову исполнилось тридцать семь лет, но выглядел он значительно старше: под глазами отеки, лицо нездорового цвета, и весь он какой-то сонный, оплывший, как будто только что встал с постели и не успел даже ополоснуться. Он шел навстречу Косьмину, сильнее чем обычно припадая на левую ногу, в руке увесистый сучок, отполированный ладонями до блеска. Хромота у Семенова осталась от ранения у польского городка Новое Място. В том бою эскадрон его пленил четыре сотни германских драгун. Семенова за этот бой командование представило к ордену Георгия Победоносца четвертой степени и к георгиевскому оружию.

Они пололи друг другу руки. Озабоченный Косьмин огляделся.

— Прекрасное местечко. Небось и озерко рядышком?