Но Джейн грустно покачала головой:
— Да, милый, все это правда. Но мне нужен мой мальчик, мой сын.
— Мы его найдем! — уверял жену Тарзан.— Знаешь, когда я последний раз слышал о нем, он был цел и невредим. Потерпи, любимая! Теперь главное — подумать о том, как мы сможем отсюда выбраться. Скажи мне, ты хотела бы отстроить нашу усадьбу и собрать наших вазири или нам лучше вернуться жить в Лондон?
— Ты ведь знаешь, я всегда мечтала жить в усадьбе, другой жизни мне не надо. Я не люблю город. Но нам придется поехать в Лондон, чтобы отыскать Джека. Но, Джон,— тревожно сказала она.— Мы ведь можем об этом только мечтать. Обергатц сказал, что обошел всю страну, но не нашел прохода через болото!
— Но я не Обергатц,— успокоил ее Тарзан.— Сегодня мы отдохнем, а завтра отправимся на север. Да, я согласен, это дикая страна, но мы уже не раз прошли ее, пройдем и еще раз.
На следующий день Тармангани и его подруга двинулись в путь. Они шли долиной Яд-бен-ото на север. Впереди их ждали неведомые опасности, дикие звери, высокие горы Пал-ул-дона, а за горами — непроходимое болото, полное ненасытных гадов, а за болотом — знойная степь, саванна, джунгли, и опять кровожадные звери и дикие враждебные племена... Многие, многие мили дальнего и опасного пути лежали между ними и дорогими им руинами родного дома.
Лейтенант Эрих фон Обергатц полз по траве, оставляя кровавый след. Каждое движение причиняло ему неимоверную боль, но он молчал, боясь застонать. Ведь эта дьяволица добьет его, если поймет, что он жив, и он полз, как раненый зверь, ища места, где можно залечь и зализать раны.
Он уже думал, что умирает, когда заполз в кусты и без чувств свалился там. Но к утру жизнь вернулась к нему. Он осмотрел рану и обнаружил, что копье пробило только мышцу под левой рукой. Рана была болезненная, но не смертельная. Сейчас надо было как можно дальше убраться от Джейн Клейтон, и он пополз на четвереньках. Он убегал от этой женщины, он боялся и проклинал ее, но желание обладать ею не оставило его. Он отомстит ей за все, она дорого заплатит за его страдания, за то, что отвергла его! Сейчас он отползет и спрячется, но потом, конечно, он вернется, он заставит ее покориться. И вот когда он будет, наконец, обладать ею, он сдавит ее стройную, нежную шейку своими руками и задушит ее.
Так ярко и зримо он представлял это себе, такое сладострастие охватывало его при этом, что он принимался хохотать тем резким, ненатуральным смехом, который так напугал Джейн. Он полз и хохотал в пароксизме безумной злобы и желания. Колени его болели и кровоточили. Он сел, оглянулся и прислушался — никого не было, все было тихо. Никто не гнался за ним. С трудом поднялся он на ноги и, качаясь, пошел. Жалкое зрелище являл собой этот человек, весь покрытый грязью и засохшей кровью, со спутанными, свалявшимися, нестрижеными волосами и бородой. Он потерял ощущение времени, брел наугад. Поедал фрукты и ягоды, попадавшиеся на дороге, выкапывал из земли орехи. Он брел по берегу озера и всегда мог напиться. Когда раздавалось рычание льва, взбирался на дерево и долго сидел там, всем телом дрожа от страха.