Джейн не стала выходить и разглядывать, кто же посетил ее в ночной час. Она и без того уже знала, что это был Обергатц. Выдало его произнесенное им проклятие. Оно было немецким, и только Обергатц ругался так. Снизу не доносилось ни звука... Значит, она убила его! Она молила судьбу, чтобы это было так, молила горячо, от всей души. Это было бы таким облегчением — избавиться от этого отвратительного создания. Всю ночь лежала Джейн с открытыми глазами, напряженно прислушиваясь. Все вокруг безмолвствовало. С восходом солнца она увидит под деревом труп. Она с ужасом представляла себе, как он лежит на спине, и его обезображенное лицо глядит на нее мертвыми глазами. Одна только надежда теплилась в ней: придет лев и утащит тело. Но снизу не слышно было ни звука. Тяжкое испытание предстояло вынести ей утром — она должна будет похоронить то, что было некогда Эрихом Обергатцем, а потом жить над могилой человека, которого она убила. Убила впервые в жизни...

Женщина не позволяла себе поддаться слабости и впасть в уныние. Снова и снова повторяла она про себя, что убила его, подчиняясь необходимости, убила, защищаясь. Она могла найти тысячу оправданий для себя, и все они были бы справедливы, но Джейн была современной женщиной, над ней довлели гуманные традиции цивилизованного общества, и то, над чем ни секунды не стало бы задумываться первобытное существо, стало для Джейн Клейтон моральной пыткой, непреодолимым препятствием, через которое она не могла хладнокровно перешагнуть.

И вот взошло солнце. С рассветом проснулись и защебетали птицы, и вершины гор, окружающих долину Яд-бен-ото, окрасились розовым цветом. А Джейн все еще не решалась выглянуть из шалаша. Но это неизбежно! И она решительно распахнула дверцу и взглянула вниз, под дерево. Там было пусто. Вся напрягшись, она вышла из домика и медленно спустилась вниз по стволу. Тут она внимательно осмотрелась.

Вся трава у подножия дерева была испачкана кровью, и дорожка алых капель тянулась по траве к берегу озера Яд-бен-лул. Выходит, она не убила немца! Странное чувство испытала она. Тут было и облегчение, и досада. Теперь напряжение не оставит ее — он в любой момент может вернуться. Но, с другой стороны, она не будет жить над его могилой, мучаясь угрызениями совести.

Еще только вчера она могла без рисовки сказать, что у нее стальные нервы. Но теперь она настораживалась и вздрагивала от каждого звука. Она пережила сильнейшее нервное потрясение, встряску, почти непосильную для ее неясной, любящей души. Теперь наступила реакция на это потрясение. Возможно, завтра все успокоится, уляжется, она вновь обретет ясность духа. Но в одном Джейн была уверена — никогда больше этот полюбившийся ей уголок джунглей, подаривший ей ни с чем не сравнимое ощущение свободы и независимости, никогда больше он не будет таким же приветливым и милым ее сердцу. Над ним нависла зловещая тень отвратительного немца. Уже не придется больше Джейн спать крепким сном в этом уголке. Ее маленький надежный мирок был навсегда разрушен.