Но все-таки, глядя с тоской на вольные звезды, человек-обезьяна завидовал им. От грустных дум его отвлекло какое-то царапанье. Тарзан огляделся. Дуденда и двое его товарищей по заключению спали, прижавшись друг к другу, делясь теплом своих тел. Звук повторился. Наконец на решетке окна появилась маленькая тень.

Тарзан улыбнулся и тихо окликнул того, кто вырисовывался на металлических перекладинах в лунном свете. Он прошептал призывные слова так тихо, что обычное человеческое ухо не в состоянии было бы уловить даже колебание воздуха, но тот, кто находился за окошком, откликнулся. Он протиснулся между прутьями, и через минуту крошечная обезьянка уже сжимала своими тонкими ручонками шею Тарзана и тыкалась холодной мордочкой в его лицо.

— Пойдем домой, мой любимый хозяин,— плакал Нкима.— Почему ты сидишь в этой страшной норе?

— Ты помнишь клетку, в которую угодил Джалбал-Джа, Золотистый лев? — спросил у зверька Тарзан.— Он, большой и сильный, не мог выйти оттуда сам, без нашей помощи. Ты ведь еще помогал мне открыть дверцу клетки. Вот и я тоже заперт, как Джал-бал-Джа, и мою клетку тоже оставить непросто — нужно, чтобы кто-нибудь открыл дверь.

— Я позову Мувиро,— зашептал Нкима.— Его Гомангани с острыми палками придут и выпустят тебя из твоей-клетки.

— Нет, Нкима,— увещевал зверька Тарзан,— я должен выбраться отсюда сам. Мувиро не успеет вовремя. Ему еще нужно будет прийти сюда, а это долго. Да еще, если Мувиро с отрядом явится ко мне на помощь, завяжется бой, и многим славным воинам-вазири придется умереть. Я же этого не хочу. Да и Мувиро может тоже оказаться в клетке, его отряд не справится со здешними воинами, вазири слишком мало. Так что давай спать, малыш, подождем до утра, может, утро принесет перемены в судьбе.

Еще подрагивая от невыплаканных слез, Нкима свернулся клубком на груди у Тарзана и засопел, согревая теплом своего дыхания озябшего хозяина. Тарзан тоже смежил веки. Наутро, проснувшись, он обнаружил, что Нкима убежал.

Как только солнце поднялось над горизонтом, залязгал и заскрипел дверной засов — пришли солдаты. Ими командовал молодой белый офицер, офицера же сопровождал черный раб.

Войдя в камеру, офицер обратился к Тарзану на латыни, но человек-обезьяна отрицательно покачал головой в знак того, что не понимает вопроса. Тогда офицер обратился к негру-рабу, и тот заговорил с пленником на диалекте банту, в той форме, какой пользуется племя Вагого. Он спросил, понятен ли ему такой язык.

— Да,— ответил Тарзан.

С помощью чернокожего переводчика офицер приступил к допросу.