Купец жалостливо посмотрел на свою семью, а затем, перевёл полный мольбы взгляд на Бьёрна.

– Пожалуйста, сеньор, прошу…

Сейчас Бьёрн, в порыве великодушия, от осознания того, что Ламия жива и находиться рядом, готов был даже простить Иуду и всё его племя за предательство Христа, и облагодетельствовать всех страждующих и нуждающихся, обнять весь мир и кричать от радости.

– Ха! Симеон, попридержи волков. А ты, давай, давай, веди быстрее.

Бьёрн не слушал лепета работорговца, что тот не повинен в том, что произошло с этой женщиной, что он, позаботился о ней, когда она…

Глава четырнадцатая

Глава четырнадцатая

Сорвав драпировку, Захария достал ключ и отпер скрытую за ней дверь.

Бьёрн сразу узнал её. Ламия, его Ламия, была здесь, сидела в углу, на брошенном на пол, набитом соломой тюфяке, прижимая к себе детей.

– Ламия, это я. Я пришёл за тобой, любимая.

Но услышав его, Ламия только ещё больше забилась в угол, и жалостливо, завыла.

А когда Бьёрн сделал несколько шагов вперёд, она в страхе закричала.

Бьёрн остановился.

– Не бойся, любовь моя, это я, я пришёл за тобой. Теперь, всё будет хорошо! Я заберу тебя, и мы уедем отсюда, далеко, далеко. В Нормандию. Помнишь, я тебе рассказывал, как там чудесно?

Ламия не слышала его, а только плакала и кричала, сильно прижимая к груди свёрток, где должны были быть дети.

В полумраке комнаты, Бьёрн наконец рассмотрел, что это не дети, что Ламия прижимает к груди замотанное в тряпки полено. Он отшатнулся, и наткнулся на замершего у двери, Захарию-бен-Абба-Авраама.

– Что с ней? Где дети?

Работорговец тяжело вздохнул, опустив глаза в земляной пол.

– Не гневайтесь, сеньор, когда я купил её и детей, она уже была не в себе. Не подпускала мужчин, плакала и кричала… А когда по-дороге дети умерли… Она…Она…

В панике и страхе Бьёрн посмотрел на Ламию. Вновь задрожали руки и ноги, а гнев отчаяния, заполнил душу.