– О да, – устало сказала я. – Я не забываюсь.

С этими словами я повернулась прочь и оставила его стоять на дорожке с проволокой в руках.

Казалось, по тропе в Форрест-холл уже сто лет никто не ходил.

Не то чтобы я сознательно решила отправиться туда, просто очень уж хотелось уйти от Кона и оттянуть встречу с Лизой. Вскоре я обнаружила, что, сама толком не зная зачем, быстро шагаю над берегом реки по тропинке, которая вела от дома к Холлу.

Ноги тонули в густом мху, заглушавшем шаги. Слева освещали дорогу блики воды. Вдоль берега выстроились в ряд высокие деревья, косые тени стволов, яркие в лунном свете, исполосовали тропинку. Под ногами захрустели прошлогодние буковые орешки, и мне померещился запах цветущего лайма. Через некоторое время тропинка вывела меня к ограждавшей Форрест-парк высокой стене, где теснились пришедшие в небрежение побеги и остро пахло плющом, трухлявым деревом, диким чесноком и бузиной.

Тонущие в этом зеленом буйстве воротца впустили меня на земли Холла. Заросли бузины и облепившего стену плюща почти скрывали проход. Когда я толкнула створку, она заскрипела и качнулась внутрь, повиснув на одной петле.

В лесу оказалось темнее, но местами в случайном клочке неба средь просвета ветвей мерцала бело-голубым, точно иней, светом какая-нибудь звезда. Воздух был тих, и необъятные деревья молча вздымали ввысь сплетенные кроны. Слышалось лишь журчание реки.

Если не знать точно, где расположена беседка, было очень легко пропустить ее. Она стояла под деревьями чуть сбоку от тропинки, а одичавшие рододендроны столь буйно разрослись, застилая вход, что теперь он проглядывал лишь зияющим квадратом черноты на фоне других теней. Я и сама заметила ее лишь случайно, когда мимо моего плеча бесшумно, как призрак, пролетела сова и я от испуга свернула в сторону. А потом, вглядевшись, увидела холодное мерцание лунного света на черепицах крыши. К беседке вел пролет плоских замшелых ступенек, теряющихся среди кустов.

Я несколько секунд постояла, разглядывая беседку, а потом свернула с тропинки и, раздвигая острые листья рододендронов, пошла вверх по ступенькам. На ощупь листья были жесткие, как кожа, а пахли горько и дурманяще, осенью и черной водой.

Беседка была одной из некогда очаровательных «прихотей», построенных каким-нибудь романтически настроенным Форрестом восемнадцатого века. Она представляла собой маленький квадратный павильон, спереди открытый и подпираемый тонкими ионическими колоннами, обмазанными штукатуркой. Мраморный пол, вдоль трех стен – широкая скамья. Посередине еще стоял тяжелый стол из грубо обтесанного камня. Я провела по нему пальцем. Он оказался сухим, но весь в пыли и, подозреваю, птичьем помете. В солнечном сиянии жаркого лета, с обступившими вокруг кустами, видом на реку и подушками на скамье, беседка была бы прелестна. Теперь же она не служила пристанищем даже для призраков. Наверное, здесь гнездились голуби, пара дроздов, а под крышей, возможно, и сова. Я вышла оттуда и вернулась на тропинку.