Жюли встревоженно наблюдала за мной.

– Что, оно и вправду было таким важным?

– Вряд ли.

– Я… наверное, мне следует отдать письмо ему и все рассказать.

Я улыбнулась сестренке:

– Мы с ним встречаемся сегодня вечером, сама и отдам.

– Ой, правда? – просияла Жюли. – Скажи, я страшно раскаиваюсь и надеюсь, там не было ничего особенно важного.

– Если и было, – успокоила ее я, – то теперь все это вряд ли имеет значение.

Я словно бы очутилась одна на сошедшем с холста пейзаже.

Безветренное небо окрасилось глубокой вечерней синевой. На юге недвижно висели высокие кучевые облачка. Под ними вздымались и опадали голубые складки холмистой гряды, ровные склоны пастбищ, свежих после ночного дождя и золотисто-зеленых в лучах клонящегося к закату солнца.

Нагретые блоки обтесанного римлянами камня пригревали мне спину. Снизу дремало и чуть рябилось озеро, оставшееся неизменным с того самого дня, как я впервые сидела здесь. Два ягненка с черными мордочками мирно дремали на солнышке – казалось, те же самые, что лежали здесь восемь лет назад, когда все это только начиналось…

Время было. Время есть…

Я сидела здесь, в теплой сине-зеленой тиши, и предавалась воспоминаниям. Не слышалось блеяния овец, и кроншнепы утихли, и ветерок не шелестел в траве, а пчелы разлетелись из тимьяна по ульям. Точно мир до того, как зародилась в нем жизнь, а я вполне могла быть в нем первой и единственной женщиной, сидящей здесь и мечтающей об Адаме…

– Аннабель.

Хотя я ждала его, но не слышала шагов, – должно быть, он тихо подошел по мягкому дерну с южной стороны Стены. Теперь он стоял у меня за спиной. Заспанные ягнята даже головы не приподняли.

Я не повернулась. Протянула руку, а когда его рука накрыла ее, поднесла покрытую шрамами и рубцами тыльную сторону ладони к своей щеке и прижалась к ней.

Время пришло…

Терновая обитель

Терновая обитель