— Ну вот, любезный лорд, — сказала она, — приходится думать, что вы, владыки всего сущего, считаете нас, жалких женщин, совсем глупыми и пустыми созданиями. Я сказала вам, как мне тягостно говорить о маленьких благодеяниях, которые я кое-кому оказываю, а вы требуете, чтобы я вторично излагала вам всю эту историю. Но надеюсь все же, вашу милость не удивляет то, что я почла своим долгом сделать в этом печальном случае. Может быть, я слишком прислушивалась к голосу своего сердца — он часто вводит нас в заблуждение.

Желая добиться объяснений, но опасаясь спрашивать прямо, дабы не показать, что излившийся только сейчас поток трогательного повествования промчался мимо него, лорд Этерингтон счел наилучшим для себя выходом заявить, что леди Пенелопа не могла ошибиться, поступая согласно велениям своего разума.

Однако комплимент этот не явился достаточно пряным соусом для пресыщенного вкуса этой дамы. И вот, как настоящая обжора, она принялась черпать похвалы суповой ложкой.

— Разума? Да неужто вы, мужчины, знаете женщин так мало, что думаете, будто разум у нас может перевешивать чувство? Это значило бы слишком многого требовать от нас, несчастных жертв нашей чувствительности. Так что вы заранее должны простить меня, если я забыла все заблуждения этого грешного, несчастного создания, когда увидела, как оно страдает. Конечно, я не хотела бы, чтобы мой юный друг мисс Диггз или ваша милость подумали, будто я, жалея бедную, злосчастную грешницу, забываю о ее виновности. О нет! Что следует чувствовать в таких случаях, проникновенно выражают стихи Уолпола{255}:

«Ах ты, самая постылая из всех precieuses[94], — подумал его милость. — Неужто изо всей твоей болтовни не выудить ни одного осмысленного слова, которое бы мне хоть что-нибудь разъяснило!»

Но леди Пенелопа продолжала:

— Если бы вы только знали, милорд, как удручает меня в подобных случаях моя ограниченность в средствах! Но мне удалось собрать кое-что среди добрых людей на водах. Я попросила этого жалкого эгоиста Уинтерблоссома пойти со мной поглядеть, в каком тяжелом положении находится несчастная, а он, бессердечная скотина, ответил мне, что опасается заразиться! Заразиться роди… родильной горячкой!

Может быть, с моей стороны нескромно произносить это слово, но наука ведь не имеет пола. Впрочем, я всегда обтиралась крепким туалетным уксусом и ни разу не переступила порога ее комнаты.

При всех пороках Этерингтона, он не был лишен той жалости к людям, которая выражается в подаче милостыни.

— Мне очень жаль, — сказал он, вынимая кошелек, — что ваша светлость не обратились ко мне.